Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее Марк Клавдий добился серьезного успеха, удержав Нолу. Ганнибал осознал, что город ему не взять, и увел армию к Ацеррам[46]. Воспользовавшись передышкой, Марцелл решил зачистить Нолу от сторонников карфагенян, их имена были ему хорошо известны. Городские ворота оставались закрытыми и охранялись легионерами, по улицам маршировали усиленные патрули. На городской площади претор устроил показательное судилище над нелояльными к Риму элементами, а по завершении процесса приказал казнить 70 человек. Их имущество конфисковали. Посчитав, что теперь Нола будет Ганнибалу не по зубам, Марцелл покинул город и ушел к Свессуле[47], где и расположился лагерем.
* * *В Риме ободрились, узнав о том, что Марцелл отбросил Ганнибала от Нолы, хотя, по большому счёту, на общее положение дел тактический успех Марка Клавдия не повлиял. Да, римляне впервые не потерпели поражения в открытом бою, что несколько укрепило их боевой дух, но не более того.
Зимой 215 г. до н. э. боевые действия продолжились, Ганнибал по-прежнему маневрировал по Италии, стараясь привлечь на свою сторону римских союзников. Где-то удавалось договориться, где-то приходилось действовать силой. Вскоре карфагенский полководец затеял осаду города Казилин, но вел её настолько вяло и бестолково, что впустую потратил массу времени и был вынужден уйти зимовать в Капую. А чтобы не давать покоя местному гарнизону, под Казилином в укрепленном лагере засел большой карфагенский отряд.
Забавно, но именно эту зимовку в Капуе многие античные историки ставят Ганнибалу в вину. Например, Тит Ливий: «Знатоки военного дела считали, что Ганнибал совершил большую ошибку не после Канн, когда он не пошел на Рим, а именно сейчас: тогда можно было думать, что окончательная победа только отложена, сейчас силы победить были отняты. Ганнибал вышел из Капуи словно с другим войском; от прежнего порядка ничего не осталось. Большинство и вернулось в обнимку с девками, а как только их поместили в палатках, когда начались походы и прочие воинские труды, им, словно новобранцам, недостало ни душевных, ни телесных сил» (XXIII, 18).
Иногда создается впечатление, что Ливий сам не понимает, о чем пишет. Если бы всё было так, как он рассказал, то возникают закономерные вопросы – с кем тогда целых десять лет Ганнибал продержался в Италии и почему римляне так и не смогли силой выбить карфагенян обратно в Африку? И если всё так плохо обстояло у пунийцев, то почему римские полководцы этим не воспользовались? Ответа нет, и не будет, поскольку это не более чем риторические и поучительные изыскания писателя, решившего заняться морализаторством. Достаточно вспомнить, что примерно то же самое рассказал Курций Руф о пребывании Александра Македонского в Вавилоне. Красочно описав полное разложение македонской армии, Руф не удосужился пояснить, каким образом она в таком дезорганизованном состоянии сумела дойти до Индии. Но довольно о Капуе и её излишествах.
Когда зима стала теплее, Ганнибал вновь объявился с армией под Казилином, но штурмовать город не рискнул: «Его не старались взять приступом, но держали в осаде и довели горожан и гарнизон до крайней нужды» (Liv. XXIII, 19). В итоге, гарнизон капитулировал, уплатил выкуп и покинул город. В крепость вступили карфагенские войска.
Во время осады Казилина пунийцами Марцелл решил прийти на помощь осажденному городу. Но этому помешали два обстоятельства. Во-первых, разлилась река Вултурн и подойти к Казилину стало затруднительно. Во-вторых, граждане Нолы и Ацерр обратились к претору с просьбой не уводить войска. До Капуи, заключившей союз с Ганнибалом, было рукой подать, и местное население опасалось вражеских набегов. Марк Клавдий был вынужден пойти навстречу пожеланиям союзников и оставить войска в Ноле. О помощи Казилину пришлось забыть. А вскоре командующего и вовсе вызвали отчитываться перед сенатом в Рим, где на консульских выборах победили Тиберий Семпроний Гракх и Луций Постумий Альбин. Гракх присутствовал в Риме, а Альбин находился в Цизальпинской Галлии. Заседания в курии продолжались несколько дней, для нового консула и сенаторов главная проблема заключалась в том, где набрать новые легионы для войны с пунийцами.
Но неожиданно война с Ганнибалом на некоторое время отошла на второй план, поскольку грозные события произошли на севере Италии. Луций Постумий Альбин, ещё до своего избрания консулом, повел два римских легиона и 15 000 союзников в поход против галлов. Цель этого предприятия объяснил Полибий: «Претора Луция Постумия с легионом консулы отправили в Галатию с целью отвлечь кельтов, участвовавших в походе Ганнибала, обратно на родину» (III, 106). По большому счёту, мысль совершенно правильная, но то, как она была выполнена, повергло Рим в состояние шока.
Говорить о том, что Постумий являлся дилетантом в военном деле, не приходится, он был достаточно опытным военачальником. Когда Альбина в первый раз избрали консулом в 234 г. до н. э., он командовал армией в войне с лигурами, а во время второго консульства в 229 г. до н. э. успешно воевал против иллирийцев. Эта кампания закончилась полной победой квиритов и установлением римского влияния на западе Балканского полуострова, что имело далеко идущие последствия. В столице об этом помнили, и не случайно именно Луций Постумий в трудное для республики время повел легионы против бойев. Сенаторы надеялись, что проблему с галлами он решит так же быстро, как и с иллирийцами.
Трудно сказать, почему Альбин не принял никаких мер предосторожности, когда его армия подошла к Литанскому лесу[48]. Командующий не мог не знать о том, что галлы любят и умеют воевать в лесах, и поэтому должен был предвидеть возможность засады на пути следования легионов. Ведь прецеденты уже были! Но Постумий не стал предпринимать никаких экстраординарных мер безопасности, а ограничился банальной разведкой местности. За что и поплатился. Разведчики углубились в лес, осмотрели дорогу, не увидели ничего подозрительного и доложили Альбину, что путь свободен. Легионы вступили в Литанский лес.
Римская колонна медленно втягивалась в лесной массив, марширующие легионеры и не подозревали, что из густой чащи за ними во все глаза наблюдают тысячи галльских воинов. Римляне шли молча, лишь мерный топот тысяч ног да редкие выкрики центурионов нарушали