в коловороты и прочие механизмы, – как будто дети яркого солнца и теплого моря могут выжить в этом месте, мрачном и пропитанном смертью.

И раз уж об этом зашла речь, может, вам, добрый синьор, стоит заняться проступками наместника Интестини, вместо того чтобы искать вину главаря бунтовщиков из гротов Ла Вольпе в каждой заваленной штольне, в обрыве цепей или поломке коловорота или списывать на колдовство внезапное истощение запасов руды в обильных до недавнего времени залежах? Поверьте, что не стоит объяснять эти неприятные сюрпризы проделками ведьм, якобы кидающих в штольни проклятья, завернутые в тряпки с их месячной кровью, или развевающих по ветру порошки из мертвых крыс и нетопырей, чтобы замутить зрение идущим на работу вермилианам и чтобы они вместо чистейшей руды сваливали в корзины ненужный шлак. Виновата здесь только бестолковость наместника, который после смерти брата Рикельмо вызвал ваш трибунал и устроил это нелепое безумие. Но оказывается, недостаточно сжечь несколько старых баб, чтобы вермилион вновь потек широкой рекой, как в былые времена. И будьте уверены, что нашего милейшего герцога в его обитых золотом покоях больше волнует внезапное исчезновение руды, нежели расцвет чернокнижной заразы. И хотя он выбрал ваш орден для очищения этой земли от слуг демонов, ведьм и еретиков, но он явно не желает, чтобы вы превратили ценнейшие месторождения в пепел и отняли у него дары драконьей крови. Полагаю, именно по этой причине он вызвал к себе наместника и, вероятно, жестоко ругает его за эту позорную кампанию, потому что ди Спина за один год потерял здесь больше солдат, чем некогда убили люди короля Эфраима. Но помните, что здесь его слуги – чужаки, тогда как мой брат Вироне знает каждую тропу, каждый ствол дерева, а помогают ему и синьоры из каменных башен, и босоногие подростки, пасущие гусей, и даже люди самого наместника, остающиеся при своем господине только из страха. Их мольбы неудержимо устремляются к гротам Ла Вольпе и окружают людей Вироне защитной мантией, что надежнее любого колдовства.

Ответствую, коль скоро вы настаиваете на всех этих бреднях, что здесь все знают старую легенду о принце, который давным-давно, на заре мира, со смертельной раной в боку бежал от врагов и забрел в темные пещеры, где рождается вермилион. Когда он уснул, измученный бегством и тяжелыми ранами, его окружили подземные феи, привлеченные свежей кровью. Он так очаровал их благородной статью и красотой лица, что они решили спасти его. Но не могли феи залить ему в вены кровь, что без устали вытекала из него, поэтому они целовали его по очереди в лоб, замедляя его дыхание и затягивая все глубже во тьму, где была их обитель. Они хотели оставить принца при себе, хотя знали, что он не сможет заключить их в объятия. Феи погрузили его в сон, настолько глубокий, что он ближе к смерти, нежели к жизни. Только в ночь полнолуния, когда луна светит в полную силу, раскрывает земля их укрытия, и тогда можно разглядеть, как феи танцуют вокруг спящего юноши, окутывая его все более плотными чарами.

Но поверьте, добрый господин, моя мать ничуть не походила на фею. Если бы вы могли ее увидеть, для вас стала бы очевидна глупость сих обвинений, потому что даже если у нее и был ухажер, как брешет эта развратница Мафальда и ее мерзкие кузины, то был он самое большее разбойником или наемным пастухом без собственного имущества, а не принцем из сказки. Поверьте, я с детства запомнила бы пшеничные калачи или золотые перстни, если бы ей их дарил какой-нибудь богатый и щедрый любовник. Но у нас в доме не было ничего, никаких богатств, знаков или посланий, которые моя мать якобы передавала по приказу графа его сыну, спрятавшемуся в недрах Интестини. Поэтому я отрицаю обвинения и измышленную ложь, родившуюся в червивом мозгу вашего собрата Рикельмо, возможно, по наущению иных негодяев, в интересах герцога и всего его ордена, оказавшегося столь удобной метлой. Да, вы, мой добрый синьор, всего лишь метла. Потрепанная метла, которая вроде бы метет под себя, но на самом деле движется, куда ее толкнет чужая рука, пока сама не окажется в куче мусора, недавно собранного ею.

Все это – истина, записанная со слов рекомой Ла Веккья и зачитанная в ее присутствии. Подсудимая, выслушав показания, подтвердила, что признание ее было записано верно и скрупулезно.

Из-за большой слабости была отнесена в тайную тюрьму и поручена опеке фельдшера.

По указанию доктора Аббандонато ди Сан-Челесте, епископа сего трибунала, была составлена копия последних слушаний и вместе с описанием нынешних происшествий и поступков злодеев из Ла Вольпе отправлена Его Святейшеству викарию с просьбой дать дальнейшие указания.

Записано доктором Аббандонато ди Сан-Челесте, епископом сего трибунала, который, по причине неграмотности обвиняемой, засвидетельствовал вместо нее собственной рукой.

XXII

В деревне Чинабро в приходе Сангреале, в тайном зале суда, во вторник семнадцатого дня ноября месяца, в праздник Святой Теклы, мученицы, в два часа утра, доктор Аббандонато ди Сан-Челесте приказал, чтобы из тайной тюрьмы привели женщину, именуемую Ла Веккья, что и было сделано, и она предстала пред судом.

В соответствии с указаниями Его Святейшества викария была допрошена в строгом уединении оным доктором Аббандонато ди Сан-Челесте, епископом трибунала. Согласно оным указаниям ей зачитали данное под присягой признание брата Рикельмо, сделанное и записанное незадолго до его смерти, и задавали соответствующие вопросы. Она отвечала охотно и без гнева.

Я ответствую, что великие господа следуют своими путями, которые редко пересекаются со следами просветленных. Так что, если бы даже Тимори принесла в нашу долину одного из сыновей графа Дезидерио, а моя мать нашла его наполовину живым среди терновников, я сомневаюсь, что она сумела бы без чьего-либо ведома оттащить его от деревни, где уже ожидали прихода победоносного войска, и спрятать на старой выработке неподалеку от убежища прокаженных. Как было сказано ранее, мать каждый день ходила к Индиче, по воле пристава ухаживая за мулами. Тем не менее, рассказ Рикельмо действительно искажает ее жизнь. Ибо неправда, что моя мать была обыкновенной девушкой из просветленных, чистой и богобоязненной, на которую свалился этот единственный грех, что однажды, гоня через реку гусей, она нашла Корво и спасла ему жизнь. Неправда и то, что она спрятала его под защитой Индиче, уверенная, что страх перед прокаженными удержит слуг короля Эфраима подальше от этого места.