– Ну ты это, – сел он на Антошину постель, – как тебе наша врачица? Понравилась?

– Добрая тетя, – признал мальчик. – Пап, а ты мне почитаешь? Про рассеянный-с-улицы-бассейной.

– Ну давай, – согласился отец. – А тетя Света хорошо книжки читает?

– Хорошо, – кивнул Антоша. – Но ты еще больше хорошо.

– Ну уж! – возразил Андрей. – Тетя Света точно лучше. А она красивая?

– Не знаю, наверное, – сказал Антон, пожимая плечами. Но угадав, чего ждет папа, подтвердил: – Красивая.

– А вот если бы тетя Света жила с нами… – не унимался отец.

– А дедушка? – удивился мальчик.

– Ну ладно. Давай читать, – смирился Андрей.

На другой день он впал в уныние. Не находил убедительной причины, чтобы позвонить ей. Он не узнавал себя. Не мог припомнить, чтобы общение с женщинами или решение любых вопросов, связанных с ними, вызывали в нем хоть какие-то затруднения. А тут – просто ступор какой-то. Несколько раз хватал трубку, таращился на экранчик. Но, так и не решившись, телефон откладывал. Наконец взял себя в руки, сказал сам себе, что дело не стоит выеденного яйца и, хотя совершенно в это не поверил, все-таки позвонил. Причем так ничего и не придумав путного для оправдания звонка.

– Света, здравствуйте, это Андрей… Андрей, у которого сын… – заговорил сбивчиво, но решив действовать напрямик. – Сын Антон… Света, вы простите меня, я не знаю толком, что вам сказать…

– Что-то не так с Антошей?

– Тьфу-тьфу, с ним нормально. Выполняем все, как вы написали. Если бы что – я б давно позвонил, – признался он. – А так… Ну не знаю, Свет, я просто очень хотел вам позвонить. И очень хочу вас видеть. – Его сердце колотилось с бешеной скоростью, голос срывался.

– Я вас понимаю, – спокойно сказала девушка. – Вы извините, у меня прием. Если хотите, позвоните вечером, после восьми.

– Да, да! Конечно! В восемь! Спасибо, Света, спасибо! Извините меня.

Он отключился, радость лавиной обрушилась на него. Только что изнывал от отчаяния и страха перед неизвестностью – и вот, здрасте вам, эйфория! «Неужели я влюбился? – подумал Андрей со счастливым ужасом. – Неужели такое еще могло случиться со мной?! Боже мой! В восемь! Это невероятно. Какое счастье…»

Они стали встречаться. Их общение совершенно не содержало того смысла, который Андрей привык вкладывать в слово «встречаться». Вместе гуляли по улицам. Иногда она заходила помочь по хозяйству и с Антоном. Причем с ребенком была неизменно нежна, а с Андреем почти всегда насмешлива… Вот, собственно, и все, что их связывало. Но он был счастлив и этим. А внимание к мальчику просто вызывало в нем восторг и умиление.

Когда и дед, и внук выздоровели, Андрей перевез Антошу на прежнюю квартиру и стал навещать почти каждый вечер. Ему уже казалось, так было всегда. Иначе и быть не могло – он отец, у него сын… Позже отправлялся на свидания со Светой. Теперь они могли сходить и в театр, и в ресторан. И так много говорили, как никогда он не говорил с женщинами.

– Почему ты одна? – спрашивал Андрей.

– Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало, – цитировала Хайяма ироничная девушка.

– Свет, ну а я хоть что-нибудь значу в твоей жизни?

Она усмехнулась. И ничего не ответила.

– Вот когда ты говорила про кого попало, – подождав, продолжил Андрей, – я подумал: может, это и ко мне относится.

Света и тут промолчала, только взглянула искоса.

– Но мне очень бы хотелось, чтобы рано или поздно мы были вместе, – мужественно продолжил он, чуть сбитый с толку. – Ты так мне нравишься, как никто и никогда… Да что там! Я… Ну не хочется просто трепать слова. Все равно этого точно не выскажешь, не получится.

– Вот и прекрасно, – согласилась Светлана опять с усмешкой. – И не надо лишних слов. Я так много их в жизни слышала, что давно уже научилась относиться к словам просто как к шуму.

Андрей так расстроился, что ей стало его жалко.

– Ну не обижайся. У всего же есть свои причины, да? Понимаешь, я далеко уже не так доверчива, как в юности. Научили. Нашлись учителя… Так что теперь привыкла больше ориентироваться на поступки. А то, бывает, слов много – а с делами они будто не знакомы. И как доходит до ответственности, человек прямо на глазах меняется. Так что лучше уж одной… Вот ты знаешь, что мне в тебе понравилось?

– Что?

– Твое отношение к Антошке. Знаешь, сколько отцов своих детей или прямо бросают, или такие им отцы, что просто выкрасить – и выбросить? Я педиатр и, поверь, всякого насмотрелась, наслушалась. А ты другой, ты ему как мать, – довольно заметила Света, погладив присмиревшего Андрея по волосам.

– Да я не всегда таким был, – болезненно морщась, признался он.

– Ну стал ведь, – легко возразила она. – А мне такие мужчины попадались, на которых совсем положиться нельзя. Вообще как-то ужасно не везло. Но я все думала, ведь есть же нормальные, ну не может быть, чтобы вовсе не было.

– А какие нормальные? – осторожно уточнил Андрей.

– Такие, которые не сводят отношения с женщиной исключительно к сексу… Тех, что мне попадались, только постель интересовала.

Он мысленно сжал кулаки. Как бы ему хотелось сейчас дать в рожу всякому, кто когда-либо посмел смотреть на эту девушку как на свою сексуальную игрушку. «Себе и дай, – вдруг мысленно посоветовал. – Твоя рожа как раз для этого подходит».

– Ты не такой, я же вижу, – продолжала между тем Света. – Ты меня не торопишь. С тобой и поговорить интересно, и…

Андрей поморщился опять. Незаслуженные похвалы угнетали его.

– А ты знаешь, что не такой я первый раз в жизни? – спросил сквозь зубы. – И к женщинам относился в основном именно так, как ты сейчас говорила. А может, мне попадались какие-то неправильные женщины?

– Я не знаю.

– А я знаю. Не в этом даже дело. Если взять Любу, Антошкину мать, так нормальная была. Даже хорошая. Но я не любил ее. И относился потребительски. Просто скотски, как сейчас понимаю. Все ты правильно говоришь, Светочка. Мы часто бываем животными. Но это же наша природа, ты так не думаешь?

– Нет, не думаю, – необычно жестко отрезала она. – У нас двойственная природа, и у мужчин, и у женщин. Если мы и вышли из животного мира, так ведь вышли же давным-давно! И собственно человеческое в человеке – совсем не животного происхождения. – По тому, как Света чеканила слова, ясно было, насколько эта тема действительно ее задевает. – У нас есть интеллект. У нас душа, между прочим. И в конце концов, социального в людях уж никак не меньше, чем животного. А кивать все время на свою животную природу для оправдания собственного низменного поведения глупо и пошло. Да если хочешь знать, у меня тоже бывают очень даже сильные желания. Разные… Но я не стану их удовлетворять любой ценой. Потому что я не зверь, а человек. И у меня есть достоинство. И совесть.