— Моя дорогая, Джованни не только писал их. Как он, по-вашему, выжил в те годы, когда с трудом выцарапывал заказы? Признаюсь, он тогда обладал неотшлифованным талантом. Я особо подчеркиваю слово «неотшлифованный». После той провальной выставки миновал не один день, пока он стал оперившимся мастером портрета. Утекло много воды. Но у нашего друга в луке не одна тетива, как вам, надеюсь, уже известно. Красивое лицо, очень привлекательное тело — все это оказалось божьим даром в те дни, когда он еще ютился на артистической мансарде.

— Прекратите! — с мольбой сказала Кресси. — Перестаньте говорить гадости. Вы так говорите потому, что завидуете его таланту.

— Леди Крессида, конечно, я не отрицаю, что завидую ему, — ответил Луиджи с самодовольной улыбкой. — Если вернуться назад, я бы даже сказал, немного ревную. Даже сегодня я не лишен некоторого личного обаяния. Ну, я считал, что заслужил внимания Джио не меньше, чем те леди. И Джио…

— Прекратите! — Кресси отшатнулась, будто Луиджи разрушил весь ее мир, хотя Джованни понимал, что рухнул его собственный. Ты заслуживаешь лучшей участи говорил он ей. Теперь Кресси убедилась в том, что он был прав. Джованни заметил, что она взглянула на Луиджи с отвращением, затем с несчастным выражением лица. Он заметил, что леди Иннеллан приближается к ним, а за ней следует ее сын в своем смешном наряде. Джованни даже заметил взгляд, которым сэр Тимоти удостоил Луиджи ди Канио. Это был взгляд не друга, а любовника. Он заметил, что Кресси тоже догадалась об этом. Она с удовольствием поразмыслила бы над этим по дороге домой. Однако сейчас подняла поля шубки и устремилась к выходу.

Джованни не упустил своего шанса. Издав грозный рык нанес удивленному Луиджи удар прямо в лицо.

Кресси уже преодолела в экипаже половину подъездного пути к дому Иннелланов. Она рыдала, почти ослепленная слезами, и хотела без особой надежды на успех совершить подвиг, заставив лошадь бежать галопом.

В этот момент в экипаж запрыгнул Джованни. Он переживал такое же отчаяние, что и она. Кресси не станет жалеть его, не станет говорить, не произнесет ни слова. Единственное, что ей удалось сделать, — выдать себя с головой. Сейчас Кресси тем более не сделает этого!

— Кресси.

— Я не желаю говорить об этом.

— Конечно. Я понимаю.

Джованни погрузился в молчание. Атмосфера между ними накалилась, точно перед надвигающейся грозой. Кресси без надобности сосредоточила внимание на дороге, которую лошадь преодолевала привычным степенным шагом. Изгороди еще стояли в полном цвете. Деревья выглядели сочно-зелеными. Колокольчики все еще были голубыми. Не просто голубыми. Небесно-голубыми? Слишком темными. Василек? Недостаточно розовый? Сирень? Чирок? Светло-голубой?

— Ради бога, да кого это волнует!

— Меня.

— Я не о тебе говорю, — отрезала она.

— Кресси…

— Как ты мог! Джованни, как ты мог? Как ты мог продавать себя таким образом? Да ты ведь настоящий альфонс!

Джованни вздрогнул, не отрицая, отчего Кресси стало еще хуже.

— Когда ты поцеловал меня впервые, помнится, я подумала, не является ли обольщение одним из твоих технических приемов. Лучше узнав тебя, я испытала угрызения совести за то, что допустила такую мысль. — Кресси хотела насмешливо фыркнуть, но получился лишь трогательный плач.

— Я целовал тебя лишь потому, что не смог удержаться от этого.

— Очень хорошо, Джованни, просто замечательно. Если бы ты подержал вожжи, я похлопала бы тебе. Все дело в том, что ты и вправду удерживал меня, несмотря на то что я пыталась вешаться тебе на шею. — Ничего более унизительного она еще не слышала. Все эти женщины… Джованни любил их как бы мимоходом, запросто и постоянно! Было еще много других, перед которыми он даже не пытался устоять, однако предпринимал все возможное, чтобы устоять перед ней. — Что со мной не так? — резко спросила Кресси. Она была слишком обижена и рассержена и даже не подозревала о том, сколь страстно и с какой ревностью говорила. — Почему ты пренебрег мною?

Джованни снова вздрогнул. Он побледнел? Казалось, будто его лицо покинула последняя капля крови. Но Кресси не станет жалеть его. Себя тоже!

— Знаешь, я действительно стала ревновать, подумав, что у тебя была другая женщина-муза, — безжалостно продолжила Кресси, решив довести гнев до ярости, только бы не удариться в истерику. — Какая же я идиотка. Я не подозревала, что их у тебя было не одна сотня, просто не догадывалась, что стала очередной в бесконечной очереди. Кто следующая? Леди Иннеллан? Правда, она немного старовата, зато очень богата. К тому же она дала ясно понять, что ты ее интересуешь. Хотя в последнее время ты, наверное, стал более разборчивым, ведь спрос на тебя велик.

— Хватит! — Джованни схватил вожжи и направил лошадь к обочине дороги. На его виске забился пульс. — Я ведь говорил, у меня много лет не было ни одной женщины. Кресси, я не вру.

— Однако ты явно очень скуп на правду, Джованни.

— Да. Это правда. Я ни разу не соврал тебе.

Джованни втянул голову в плечи. Он прижал кулаки к глазам и издал звук, очень похожий на рыдания. Джованни плакал? Ей потребовались все силы, чтобы не коснуться его рукой. Стало невыносимо видеть его подавленным. Если бы только он все объяснил. Смягчил свою вину. Сказал бы, что это не так.

— Не было никаких сотен, но их было много. — Джованни сел, держась скованно.

Он снова взял себя в руки. И не отводил взгляд. Кресси заметила решимость на его резко очерченном лице. Открытый взгляд, который она уже однажды видела. Этот взгляд поведал упрямую, голую и ужасную правду. Кресси не хотелось услышать ее, но она знала, что придется. Она крепко сплела пальцы.

— Все было так, как говорил Луиджи. Сначала я отчаянно желал не столько добиться успеха, сколько доказать отцу, что он не прав. Мое искусство должно приносить деньги. Я знал, что у меня есть способности, но нужно было время и добровольные модели, которые должны быть…

— Красивыми.

— Я мог сделать себе имя, лишь создавая совершенные картины. Но я не собирался делать себе имя на этом.

— Я знаю, как это бывает, — глухо отозвалась Кресси, — нет нужды объяснять.

— Это было легко. Слишком легко. Вот с этим, — сказал Джованни, указывая на себя, — лицом и телом было нетрудно. Я знаю, что поступаю скверно, но еще хуже было бы выполнить желание отца. Я убеждал себя, что так я хотя бы смогу воспользоваться своим талантом. Я не был полностью лишен моральных устоев. Я брал лишь то, что предлагалось бесплатно. К тому же я не брал у тех… — Джованни несколько раз сглотнул. Когда он заговорил снова, его голос звучал низко и был наполнен отвращением к себе: — Находились и женщины, и мужчины, готовые платить.

Кресси с ужасом уставилась на него:

— Ты хочешь сказать… А Луиджи?

— Еще раз следует отдать должное твоей проницательности. Как ты видела, он не из тех, кто вообще умеет мириться с отказом. Кресси, ты должна поверить мне, — искренне сказал Джованни, — я никогда… ни с мужчинами, ни с женщинами, которые хотели получить от меня удовольствие, не встречался больше чем несколько раз. Они расплачивались за свои портреты гонорарами, которые в то время считались непомерно высокими. Я больше ничего не требовал. Однако не стану отрицать: я продавал себя. Мои представления… и это точное слово… были изысканны, профессиональны, технически безупречны, но лишены всяких чувств. Как и картины, которые я писал.