Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не отвечаю. Просто лежу и пытаюсь стереть слезы.
«Первый шаг – признать ответственность, – говорит мама. – Делать вид, что ничего не произошло, как мы? Нет, это никому не поможет. Ничего не решит. Согласен?»
Наверное, я согласен, так что киваю и от этого еще сильнее начинаю плакать. А вот о чем я думаю, но не говорю вслух – признание ответственности тоже не помогает. Я пытался. Без толку.
Мама продолжает: «Следующая ступень – найти способ возместить ущерб, исправиться. Понимаешь, что это значит? Доказать, что ты сожалеешь. Мне кажется, если ты ничего не делаешь, никогда не сможешь идти дальше. Так и будешь все это чувствовать, никогда не избавишься от боли, которую испытываешь».
Как-то так я себя и чувствовал. Словно нет пути вперед, и нет пути назад, и я заперт у себя в голове.
И ты. Ты все время тут. Думаешь, что я тебя ненавижу, что я злюсь, тогда как единственный, на кого я злюсь – на самого себя. Это не твоя вина, что ты меня не понимала. Я виноват, что не смог заставить понять. Я провалился, как во всем, за что брался, за всю свою никчемную жизнь.
«Все так запуталось, – внезапно продолжает мама. – Все! Я не понимаю, Джейк. Я ничего не понимаю. Что случилось, что ты натворил…»
Она качает головой, утирает слезы. Но я вижу, она в ярости. Я совершенно точно знаю, что она винит меня.
«Элисон, – говорит она, заталкивая гнев поглубже. – Я знаю, она уехала, но если бы была возможность прямо сейчас передать ей, насколько ты сожалеешь».
Она многозначительно смотрит на меня. И тут я замечаю. Выход, о котором говорила мама. Я понимаю, что она пытается мне сказать. Она ведь даже сказала это вслух: Не знаю, смогла ли бы я с этим жить. Она продолжает:
«Как бы то ни было, что бы ты ни выбрал – это должно быть твое решение. Понимаешь, Джейк? Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?»
Тут мне приходит в голову еще кое-что, одна из глупостей моего папы. Действие громче слов, так он говорит, раньше я этого не понимал.
Я накрываю мамину руку своей, кажется, к ее удивлению. Она отдергивает руку, и это только утверждает меня в моих мыслях. Приносит облегчение, понимаешь? Будто кто-то сжимал руки у меня на горле, а теперь я наконец-то могу дышать.
Я сажусь. Говорю:
– Я все понял, мама. Правда. Я понимаю, что ты хочешь мне сказать.
А мама, у нее все лицо сморщилось. Она меня обняла, и я позволил, потому что знал, что это в последний раз.
Вот причина. Так я понял. Под конец все сделалось очевидным. Мои чувства, мои чувства к тебе: я покажу. Как моя мама показала мне.
С любовью навсегда,
Джейк
20
Сюзанна не может оторвать глаз от письма Джейка, буквы начинают сочиться кровью. Она смахивает упавшие слезы, еще сильнее смазывая буквы, но надеется, что сын как-то почувствует ее нежность.
– Ты убила его, Сюзанна. Ты сказала ему сделать это, и он послушался.
– Что? Нет!
– Да! Взгляни на письмо, попробуй отрицать это! Попробуй отрицать, что это ты подала Джейку идею.
Сюзанна снова вглядывается в слова на листке. Не может оторвать взгляд. Как не может не плакать, не может не признать, что Адам прав. Если он ошибается, то зачем она все эти годы пыталась это скрыть? Почему никогда никому не рассказывала о своих словах, даже мужчине, которого должна была любить – и любила когда-то, кому Джейк был так же дорог, как и ей.
– О Джейк, мой мальчик.
– Ты убила его, Сюзанна, – повторяет Адам. – Моего отца! Моего настоящего отца! Он мертв, и все из-за тебя!
– Но… я… а твоя мама? Я думала, ты пришел из-за того, что случилось с твоей мамой?
Адам смотрит на нее с нескрываемым отвращением.
– Мама? Мне плевать на маму. Разве я этого не говорил? Она не хотела меня. А потом взяла и умерла и оставила меня наедине с ним. Так какого черта меня должно интересовать, что случилось с ней?
Жестоко, безжалостно и безупречно логично.
– Я пришел из-за Джейка, Сюзанна. Все это, с самого начала, было о Джейке. Он единственный во всем мире, кому я мог быть нужен. Кто мог бы любить меня, как положено родителю. Он был моей единственной надеждой. Но ты лишила меня этого.
– Но он был мальчишкой. Просто мальчишкой!
Сюзанне кажется невероятным, что для кого-то ее сын может быть не просто ребенком, ее поражает, как далеки ее взгляды и Адама. Словно они смотрят на одно и то же с противоположных сторон. Для Сюзанны Джейк – вечный мальчик. Прекрасный, потерянный, сломанный мальчик, выбросивший свой шанс повзрослеть. Для Адама он – мужчина, отец, которым он никогда не был.
Теперь Сюзанна это видит. Она понимает каждый вопрос Адама, каждую его реплику. То, что он говорил о любви Джейка к его матери, о том, как она ему была дорога. И предположение Адама, что на самом деле не было никакого изнасилования. И пожар, его одержимость мыслями о том, чья это была идея, кто первым бросил спичку, как Элисон удалось выбраться из горящего кабинета. Адам повторял все то, в чем Сюзанна обвиняла газеты, ровно то, что все мы делаем, когда правда оказывается слишком жуткой или горькой и неудобной. Он смотрел на события иначе, манипулировал фактами, чтобы построить и перестроить рассказ так, как ему захочется. Более того, он придумал себе отца: родителя, о котором мечтал и которого у него никогда не было.
Что до Сюзанны…
По мнению Адама – в его рассказе – Сюзанна лишила его отца, определив всю дальнейшую судьбу Адама.
И оказывается, не только по мнению Адама.
– Ты знаешь, что я прав, – говорит Адам. – Разве нет? Я вижу, что знаешь. Ты всегда знала, что Джейк умер из-за тебя. Поэтому ты и сбежала. Тебе пришлось. Ты не смогла жить с тем, что натворила. Не смогла жить со стыдом.
У Сюзанны было столько причин для побега. Себе она говорила, что все из-за Нила. После смерти Джейка ее муж вынес их личное горе на суд прессы. Даже позволил им опубликовать его фотографию.
Им руководило горе, Сюзанна это знала. Он злился, рвался в бой и хотел, чтобы весь мир узнал о трагической судьбе, постигшей их сына. Только версия Нила в его интервью подтверждала каждую ложь, какая проникала в газеты. Снятие анонимности не только заново разожгло ненависть к жертве их сына, но еще и подвергло будущее их дочери опасности, что, по мнению Сюзанны, было непростительно.
Особенно когда Нил пообещал повторить. Позднее, после случая с плевком.
– Я тут подумал, журналисты все время просят еще интервью. Надо об этом рассказать, показать, что ненависть еще живет в обществе. Ради Джейка. И Эмили… газеты предлагают неплохие деньги, мы сможем дать ей хорошее образование. И съездить в отпуск. – И вот это уже нельзя простить, решила Сюзанна.