– Ясно.

– А потом встретил провидицу – фею. Я говорил тебе, что она одарила меня предсказанием о службе великому королю древности.

– Фею, говоришь…

– Перестань немедленно! – потребовал Тристан. – Я не шучу, я не чокнутый, это не нервное. Ронсенваль – моя Ронсенваль, о которой я тебе говорил, тоже была феей.

Илия беспардонно ткнул указательным пальцем в его нарукавную повязку.

– Она – фея?!

– Она – фея, – спокойно подтвердил Тристан. – И еще я принес ей клятву верности, как своей даме. Так что мой лимит присяг, знаешь, исчерпан.

– Но она же умерла, – не понял Илия. Он знал, что пальер может служить Ордену, сюзерену и Даме Сердца.

– Да, но… Как бы тебе объяснить.

– А ты не скупись на подробности. Я, глядишь, еще пойму, – пообещал Илия. – Это она? В твоем рукаве дух Ронсенваль? Я видел, как ты ей что-то нашептываешь.

– Она не дух. Скорее намерение.

– Это как? – не мог разобраться Илия.

– Я не слышу ее голоса, она не говорит со мной. Я не вижу ее во снах. Мне не является ничего такого, что дикари называют душою. Но я будто бы всегда знаю, чего бы она желала, какой бы совет дала, от чего бы отговорила, это знание меня ведет. Оно твердое и незыблемое. Намерение. Понимаешь?

В тишине трижды капнуло прежде, чем Илия посмотрел на свои пальцы, словно что-то по ним подсчитывал. Он потряс головой.

– Стой. А почему те вещи говорили с тобой, а повязка нет?

– Я совсем не умею пользоваться моим даром. Все узнаю наобум. Ситцевый рыцарь, моя кукла, и Рошан, точнее его деревянный идол, ходили, говорили не только со мной – со всеми. Самостоятельно принимали решения. А Ронсенваль я не оживлял. Это просто такое немое благословение, которое поддерживает меня. А танк…

Илия отпрянул. Просто отъехал от него по полу к решетке. Он судорожно замотал головой. Наотрез отказывался верить и даже слышать то, что Тристан собирался произнести. Илия вцепился пальцами в решетку за спиной и почти завопил:

– Ты контуженый вернулся, что ли? Нет! Я сказал, нет! Я сейчас позову медика, пусть осмотрит…

– Хочешь отрицать – отрицай! – обиделся Тристан. – Я говорю с тобой честно. Выйдем наружу, ты услышишь эту байку от каждого, кто шел за нами. И либо ты будешь готов распорядиться информацией, либо продолжишь игнорировать правду!

Они молчали и дулись друг на друга. Кап, кап, кап. Кап. Илия глянул на рыцаря. Кап.

– Я смирился. Говори.

– Все пальеры знают биографию танков-близнецов. Их почитают, как живых героев. Во мне уже было воспитано к нему чувство уважения, я знал его имя, его историю, я видел перед глазами его образ. Как у человека, у старого ветерана из пансионата Пальеры. Идея пришла сама собой, я не был уверен, что сработает, и не мог вас задерживать. Но нагнал вас очень быстро. Я уже успел послушать разговоры в ставке. «Ужас» наступал и прикрывал колонну до последнего. Как много лет назад, он обратил врага в бегство одним своим видом. Наши сначала не поняли, что за экипаж завел этот антиквариат. Кнудцы обстреливали его из разных калибров, противотанковыми снарядами. А когда он шел на них весь в огне без шасси, почти хромал и стрелял не пойми чем… – Тристан почти трубил о триумфе «Ужаса» и размашисто жестикулировал. Он был полон гордости за свое детище. – Он посеял панику, и наши успели скрыться в тумане болот.

Тристан замер, будто с невидимым мечом в руке, глаза блестели от радости. Илия помалкивал, чтобы с губ не сорвались неуместные эпитеты.

– Звучит очень…

– Сказочно?

– Сказочно. Да, хорошее определение.

– Начиная с фей или только про танк? – теперь Тристан над ним подтрунивал.

– Ты насмехаешься? Это все шутка?

– Нет, – он резко посерьезнел и сжал лавандовую повязку. – Я клянусь тебе памятью Ронсенваль.

– Я понял. Прости. Тебе больше не нужно мне доказывать правдивость слов. Ты поклялся однажды, и у меня нет поводов в тебе сомневаться. Я просто не справился с потоком излияний про кукол, предсказательниц и ржавых ветеранов.

– Согласен. У меня есть просьба, – осторожно обратился Тристан и дождался, пока Илия кивнет. – Возьми это на себя.

– Прости?

– Подожди пару часов и увидишь тут шайку агнологов, которые заладят про чудесное. А у нас из этой категории официально представлен только ты. Во всем Эскалоте, – напомнил Тристан. – Мне нельзя раскрыться перед ними окончательно. Мои родители работали с корпорацией и погибли в пожаре в один день. И обстоятельств я не знаю. У меня нет ни единого повода доверять этим людям.

– Это подвиг – то, что ты сделал. Из разряда чудес, но подвиг.

– Я знаю, но это неважно. Помоги мне.

Взять на себя чужое деяние – тоже подвиг, особенно когда от тебя только их и ждут последние полтора года. Поднять и отправить в бой подбитую прогнившую технику силой мысли – это планка, которой будет очень сложно соответствовать впредь. Скрипя зубами, Илия согласился ради Тристана. Он совсем не хотел, чтобы с его другом, верным рыцарем, оживляющим старые вещи, случилась беда. Они просидели в покое карцера два дня, за которые успели обрасти мифами. Командование балансировало на грани: сохранить моральный облик преемника и не дать слабину в тяжелой обстановке. Агнологи суетились вокруг штаба, как пчелы на сотах. В стане врага лютовали. Было понятно, Великий кесарь напуган, и только Кнут внутри его сохраняет спокойствие.

Глава V

Мраморное крошево

Я не участвую в войне —

Она участвует во мне.

Юрий Левитанский, Ну что с того, что я там был…

Мороз заковал вечно проливающуюся с неба воду в лед, такой прекрасный, если с ним не соприкасаться. Кампани, деревню-гарнизон, удерживали без особого труда, да и враг, заняв окопный городок, унял прыть. Только на подступах порой огрызались ленивые диверсанты. Старый фронт снова замер в стагнации, однако теперь эскалотцам довелось зимовать в домах, а не блиндажах. Сравнительный комфорт, казалось, унял революционные всплески после отступления и гибели 12-го пехотного полка, принесенного в жертву прожорливой артиллерии Кнуда. Когда Илия вышел из карцера, он получил приказ о переводе его с Тристаном в кавалерию. Несмотря на назначение, коня и палаш ему так и не выдали. Впрочем, весь эскадрон отсиживался в Кампани вместе с ним. Драгуны, что рыцари, что младшие офицеры, оказались все, как на подбор, дворянского происхождения. Илия понимал, что из-за их лояльности его и причислили к полку. Хотя жаловался Тристану, что