– Что же вы молчите, скажите им? Ведь наш Буревестник лучше всех!

– Может, и лучше, – ответила Минеева. – И не удержалась от замечания: – Но ваш Буревестник переписан с картинки в учебнике, а жюри учитывает оригинальность, неповторимость композиции.

– Многие отделения перерисовывают с открыток,– обиженно поджав губы, заметила Шумарина.

Я наблюдал за увлеченными игрой воспитанницами и радовался... Вспомнил Шумарину полгода назад, вряд ли она стала бы тогда переживать за рисунок Водолажской.

– Вам нравится конкурс? Правда? – спрашивала взволнованная Минеева. – Знаете, иные педагогические теоретики не соглашаются, что наших девчат иногда нужно возвращать в детство, которого у многих не было.

И вот Лидия Павловна Дьяченко объявляет, что шестому отделению за рисунок присуждена похвальная грамота. Водолажская радостно смутилась, услышав это, и я радуюсь вместе с ней.

Присел на скамейке рядом с опечаленной Столярчук.

– О чем грустишь, Наталья?

– Думаю, – сказала воспитанница, и голос ее дрожал. – На свободе я видела – рисуют на асфальте. Но настоящая жизнь, считала я, другая: в барах, ресторанах. Рисунки казались детством. Сейчас в этом детстве я побывала и... расклеилась.

7. Переход на летнее время

1

За партами четырнадцать воспитанниц, с каждой неделей их становилось все меньше. Одни освободились, другие по достижении восемнадцатилетнего возраста отправлены в исправительно-трудовую колонию. Увезли и Цирульникову. Мы с ней попрощались тепло, я даже пожалел, что она уезжает. Особенно после письма, полученного От ее матери в ответ на мое, написанное полгода назад. Письмо еще раз подтвердило: не только одной Цирульниковой вина в том, что не заложены в ней с детства качества, которые для большинства людей являются привычной  нормой.

«Что, вы от меня хотите? – спрашивала в письме Цирульникова-старшая. – Попала к вам моя Яночка – воспитывайте, деньги за это получаете. Ко мне с тысячей вопросов лезть не надо. Если что не ясно по Янкиному прошлому, бабке пишите, она ее растила, пусть вам и отвечает. Знаю, начнете меня стыдить. Только, чтобы иметь претензии, надо влезть в мою шкуру и попробовать, каково оно без мужика остаться. Заглядывают, конечно, и ко мне старые друзья, выпьют, погостят, а уходят к своим женам. Есть, правда, холостяки, только они поспивались все и опустились, на кой мне такие? Если бы поняли, Иваныч, каково мне среди грязи, не писали бы такое умное письмо и не требовали, чтоб Янку помогала воспитывать. Когда мне? Была бы жизнь нормальная – было бы время свободное. А такого нет. Ищу работу. А в перерывах между хождениями по отделам кадров надо еще подумать как пропитаться. Мне ли до писем в такой обстановке? Разве могу голову напрягать, вспоминая детство Янки (зачем вам это?), когда столько есть других проблем? Не ругайте меня сильно, берегите мою доченьку, она ни в чем не виновата. Судья злая попалась – потому у Яночки большой срок».

Я веду урок. И время от времени вспоминаю о письме. Непривычно видеть пустым место за последней партой, где рядом с Гуковой сидела обычно Цирульникова. Сейчас она в исправительно-трудовой колонии. Вестей еще пет, но хочется надеяться, что там приняли Цирульникову хорошо, найдут ключ к ее душе, помогут обрести веру в себя, очиститься от шлака, который в течение многих лет она невольно в себя впитывала. Но куда возвратится она после освобождения? Кто ее встретит? Пьяная мать, совершенно безразличная к дочери? Былая компания, из которой почти все к тому времени закончат первое знакомство с местами не столь отдаленными? Сможет ли бабушка Цирульниковой противопоставить их влиянию свое? Только ведь и на этом круг проблем бывших колонистов не исчерпывается. О сложностях с трудоустройством, жильем, учебой, пропиской уже писалось в периодике, но они практически не решаются, ибо, как говорят в народе: «У семи нянек дитя без глаза». В США, к примеру, действует ассоциация, которая осуществляет разнообразную помощь осужденным. Содействует в устройстве на работу после освобождения (и это в стране с высоким процентом безработицы!), в получении крыши над головой, ссужает деньгами, оказывает психологическую помощь и моральную поддержку. Общество не отталкивает бывших преступников, а содействует их быстрой адаптации на свободе, и от этого в выигрыше все.

Водолажская что-то записывает в тетради и улыбается. Эта счастливая. Эту ждут. Она, если не изменит своего поведения в худшую сторону, будет, видимо, освобождена через несколько месяцев условно-досрочно.

Шумарина, Корниенко – эти тоже чувствуют себя уверенно. Оттого, что уже знают, как нужно жить после освобождения.

А место Дорошенко почему пустует?.. Вспомнил, ей сегодня освобождаться. Пошла с Надеждой Викторовной подписывать обходной лист. На утренней планерке у начальника колонии говорилось об этом. Дина Владимировна, называя имена освобождающихся девчат, еще высказала сожаление, что в зоне в связи с их уходом не становится просторнее и потому необходимо форсировать начатое строительство нового жилого корпуса. Преступность несовершеннолетних, к сожалению, продолжает расти вопреки прогнозам о ее неуклонном снижении в современных условиях. Необоснованные надежды на перестройку в данном вопросе весьма вредны. Перестройка, конечно, ломает стереотипы в сознании, сокрушает идолы и идеалы. И эта ломка не может не отразиться в первую очередь на молодежи. Подростки – максималисты, и, не видя реальных результатов, они сами начинают искать выход, самостоятельно пытаются решить свои проблемы, нередко противоправными способами.

Там, на планерке, еще вспоминали тезку нашей Дорошенко, тоже Оксану, только Хмельникову, которую перевели сюда из Томска. Колоритная личность! Три дня как прибыла с этапа, находится в карантине, но уже хорошо известна всей колонии.

2

Судьба Хмельниковой в чем-то схожа с десятками других. Мать она почти не помнит,