Шагая в самом сердце Лондона, они наконец добрались до Корнуолл Кресцент, как оказалось, застроенной в основном потрясающими таун-хаусами, стоимость которых выходила далеко за пределы возможностей среднего городского обитателя. Анна сверялась с картой и указаниями, пока Джонас, прикрыв глаза от субботнего солнца, разглядывал улицу.

– Насколько я поняла, дом Альфи должен быть где-то здесь, – предположила Анна, чувствуя, как от страха сводит живот.

Что, если адрес неверный или Альфи не окажется дома? Телефонного номера в посылке не было, она не могла предупредить о визите: как отправитель мог быть уверен, что Альфи окажется там, где он сказал?

Они медленно обходили расположенные полукругом дома, останавливаясь, чтобы взглянуть на номера, а затем, когда Анна уже готова была сдаться, Джонас воскликнул:

– Вот он!

Анна взглянула в указанном направлении и заметила магазинчик, который стоял на углу между домами и Сент-Маркс-роуд, резко выделяясь на фоне элегантных резиденций. Фасад его был выкрашен в темно-винный цвет, в окнах висели огромные бумажные фонари ярко-красного, синего и желтого цветов, а ассортимент словно перенесся из тридцатых и сороковых годов. Снаружи на брусчатку выставили несколько столов, за которыми сидели мужчина и женщина в безупречных нарядах тридцатых годов. Женщина курила сигарету в длинном тонком мундштуке. Выглядело это так, словно кафе из тридцатых перенеслось во времени и внезапно очутилось на углу двух жилых улиц современного Ноттинг Хилла. Из магазинчика доносились звуки свинга, и Анна не смогла сдержать улыбку, когда они с Джонасом подошли ближе. Мужчина за столиком, одетый в широкие брюки на подтяжках, мешковатую белую рубашку и небрежно повязанный галстук, приподнял шляпу-трилби, когда они оказались рядом.

– Добрый день, – сказал он.

– Да, добрый… – В животе Анны затрепетали бабочки. – Мы ищем Альфи.

– Альфи? – Мужчина обменялся улыбками со своей компаньонкой. – А он вас ждет?

Анна заметила усмешку Джонаса и открыто ткнула его локтем под ребра.

– Думаю, да.

Женщина затушила сигарету.

– Вы найдете Альфи внутри.

Анна поблагодарила их и, игнорируя шепот Джонаса: «Альфи – это Аль Капоне! Мы с тобой попали в сценку из „Неприкасаемых“[28]!», поднялась по ступенькам ко входу.

Внутри оказалось не только кафе, но и целый винтажный магазин, заполненный ретро-классикой, от огромных бакелитовых радио до мебели, стопок старых пластинок, фаянса и текстиля. На деревянных вешалках и стенах висела одежда того времени, а стены были оклеены страницами старых газет и журналов. За стеклянной витриной прилавка у пузатого древнего холодильника стоял долговязый мужчина с угольно-черными набриолиненными волосами, одетый почти так же, как улыбчивый покупатель снаружи. Синие, как море, глаза засияли, когда он вскинул руку, здороваясь с ними:

– Привет, ребята.

– Привет… эм… Альфи? – Анна протянула руку. Мужчина нахмурился:

– Простите?

Мы ошиблись. Это не он. Анна сглотнула комок поднимающейся к горлу паники и шагнула ближе, Джонас последовал за ней.

– Вы Альфи? Меня направили к Альфи, и, насколько я понимаю, он ждет меня? – Она непроизвольно заговорила в стиле Гарри Ричмана[29]. – Мужчина, сидящий снаружи, сказал…

Веселье, появившееся на лице владельца магазина, быстро переросло в искренний смех.

– А, так это вы та девушка, Анна Браун, верно?

Он знает ее имя?

– Да, но я не понимаю… Вы Альфи?

– Я? Нет, милая, я Фред. – Он пожал руки ей и Джонасу, а затем похлопал по полированной зелено-золотой трубке граммофона, стоявшего рядом с витриной со сладостями. – Вот это Альфи.

Ну конечно же! «Альфи поможет тебе услышать музыку». Теперь эта фраза обрела смысл.

Фред жестом попросил у Анны пластинку и с величайшей осторожностью поместил ее на диск древнего проигрывателя.

Граммофон скрипнул и ожил, и музыка Гарри Ричмана волнами поплыла по магазину. Покупатель, стоявший у вешалок с одеждой сороковых годов, одобрительно кивал в такт песне.

– Оригинал, запись 1927 года, – сказал Фред, взгляд которого слегка затуманился, как бывало с Джонасом, когда тот говорил о недавно купленных съемочных принадлежностях. – Потрясающий звук. От нынешних МР3 такого не добиться, а? – Он некоторое время разглядывал Анну. – Знаете что-нибудь об этой песне, Анна?

– Только то, что мой дядя пел ее мне и кузине, когда мы были маленькими.

– Классика «Улицы дребезжащих жестянок»[30]. Ходят слухи, что Милтон Эджер написал ее в честь своей дочери Шаны, но не стоит верить всему, что говорит Википедия. Это песня того, кто гордится своей девушкой и хочет, чтобы весь мир согласился с ним. Подобное чувство не может выйти из моды. – Фред снова засмеялся. – Нет, вы меня слышите, а? Моя жена умерла бы от смеха, узнав, что я так расчувствовался из-за песни. Да и дети, скорее всего, отреклись бы от меня, если бы давным-давно не разлетелись из родного гнезда.

Он пригласил их занять один из трех столиков в магазине, а сам приготовил чай и принес к нему блюдо домашнего печенья с баночкой клубничного джема.

– Вот вам. За счет заведения. Я поспорил со своим деловым партнером, он говорил, что вы не появитесь.

Джонас немедленно приступил к неожиданному угощению, а Фред подтянул себе стул и сел возле Анны, которая, чтобы придать себе сил, отпила горячего чаю, готовясь к вопросу и всем сердцем надеясь, что владелец винтажного магазина сумеет дать на него ответ.

– Я могу спросить вас о человеке, который сказал вам, что я приду? Этот некто был невероятно добр ко мне, но я не знаю его имени. Я буду благодарна за все, что вы сможете мне рассказать.

Она заметила, как Джонас отложил недоеденное печенье и чуть подался вперед в ожидании ответа Фреда.

Фред пожал плечами:

– Прости, милая. Лично я с ним не встречался.

– Но это определенно мужчина? – Анна взглянула на Джонаса, который вскинул бровь.

– Ну, я так решил, основываясь на лирике песни.

Анна почувствовала, как возможность получить ответ ускользает сквозь пальцы.

– Я не понимаю…

– А, так он послал вас на охоту за призраками? – Выражение лица Фреда смягчилось. – Слушайте, я знаю только, что в прошлый понедельник мне пришло электронное письмо с вопросом, будет ли магазин открыт на этой неделе и если да, то смогу ли я помочь молодой женщине по имени Анна Браун, которая хотела бы проиграть на Альфи пластинку 1927 года. Я ответил, что смогу, и больше писем не получил. Поэтому Эрик – совладелец магазина – поспорил со мной на пятьдесят фунтов, что это какой-то идиот решил нас разыграть.