– Он живет в Бостоне?

– Он дал мне вашингтонский адрес. Так что твое изображение теперь висит в частной коллекции в столице наших прославленных штатов. – Я хотел спросить имя этого джентльмена, но почему-то не спросил. Вероятно, Збигнев не помнил его имени, иначе он бы сам назвал его. Однако, он сказал, что занес его в свою картотеку, значит, имя его там числилось.

В субботу, когда после второй молитвы, в кухне собрались мужчины, чтобы выпить кофе, а некоторые и вина, разговор зашел о Белой синагоге. Это была синагога на Восьмой стрит. Я был занят выносом мусора и укладкой его в большие пластиковые мешки, которые следовало в понедельник на рассвете вынести на улицу к приезду мусорного трака. Мельком я услышал, как Дэвид, старый еврей, мой сосед по дому, устроивший меня на работу, сказал, что до Белой синагоги ему далеко ходить. Я уже хотел спросить его, зачем ему нужна Белая синагога, но Кенни сказал, что ему ходить еще дальше. Ицхак сказал:

– Кенни, ты же все равно продаешь свой дом, так что можешь поселиться в любом месте, хоть в Манхэттене. – Все рассмеялись. Я не понял. Когда они разошлись на следующую молитву, кухню оккупировали дети, поедая оставшиеся кексы и допивая кофе. Конечно, они полезли в холодильник, где были торт и фрукты, но я их как следует шуганул. Черноглазый Сол спросил:

– Антони, а когда синагога закрывается?

– Вечером, – ответил я.

– Нет, я не о том. Когда синагога закроется насовсем?

– Когда наступит конец света, – ответил я. И тут Ента, кудрявая семилетняя девочка сказала:

– А все говорят, что синагога закроется осенью. – Вошедший в кухню Иони, возразил:

– Не закроется, а перейдет в другое ведомство. – Это меня заинтересовало, и я спросил:

– Иони, это в какое ведомство?

– Бруклинской общины. – На другой день я пришел в офис, чтобы спросить Хаю, что происходит с синагогой. И она под большим секретом сказала, что они больше не могут содержать синагогу и передают ее Бруклинской общине, которая организует здесь курсы для евреев эмигрантов под началом Наяны, нью-йоркской еврейской организации. Таким образом, мне и самой Хае придется искать другую работу. Через неделю Шали устроил совещание правления синагоги. Для этого я накрыл стол в бэсмедраше белой пластиковой скатертью и помог Ицхаку расставить нарезанный торт, кока-колу, вино и пластиковую посуду. У собравшихся был озабоченный вид, но после двухчасового совещания под действием выпитого вина у них поднялось настроение, и они стали расходиться с шутками и даже смехом. В бэсмедраше остались Раби, президент Шали и Кенни. Шали вызвал меня, пригласил сесть к столу.

– Антони, ты уже знаешь: наша конгрегация расходится. Часть наших членов уже переходит в Белую синагогу. Некоторые остаются, это те, которые живут рядом. Службы в мэиншуле будут продолжаться и при новом руководстве. Уже завтра Наяна начинает переделывать наши помещения в свои офисы. У них свои работники. Хая ищет новую работу. Тебе тоже это предстоит. Мы все уже привыкли к тебе. Нам очень жаль расставаться. Ты любишь оперу? – Последний вопрос удивил меня.

– Да, я люблю музыку. – Раби с улыбкой сказал:

– Да, я это знаю. – Шали продолжил:

– Кенни пытается помочь тебе. У него друг работает в администрации Сити оперы. Кажется, им требуется уборщик, знающий водопроводное дело. – Кенни подтвердил:

– Да. Завтра утром я это выясню по телефону. – Я сказал:

– Спасибо. Мне очень жаль, что конгрегация распадается. Я уже привык здесь ко всем, знаю всех. У меня здесь много друзей. – Мне действительно было жаль расставаться с моими евреями. Они действительно стали моими, как говорила миссис Кроцки. На другой день с утра Кенни сказал мне, что я должен проинтервьюироваться сегодня же. Хая дала мне справку и рекомендацию синагоги, Кенни усадил меня в свою машину. По дороге мы заехали ко мне домой, где я надел черный костюм и захватил документы. Всю дорогу в машине Кенни звучала классическая музыка. На подъезде к Манхэттену Кенни поставил кассету шведского певца Бьорлинга. Поскольку у меня была кассета с Паваротти, я угадывал и даже насвистывал в унисон все арии, что несколько удивило Кенни.

– Антони, а вы действительно хорошо знаете оперную музыку. – Я сказал весело:

– Достаточно для того, чтобы мыть унитазы в Сити опера. – Мы подъехали к Линкольн центру, и я сказал: – Кенни, спасибо за концерт и за все, что вы для меня делаете. – Интервью состоялось в офисе технического отдела театра. В приемной офиса Кенни познакомил меня с его другом Джозефом, техническим администратором, который провел нас в офис, где познакомил с секретаршей миссис Нэш. Она просмотрела мои документы, окинула меня взглядом, спросила:

– Вы год проработали уборщиком?

– Да, и при этом выполнял работу водопроводчика. – Она кому-то позвонила и стала задавать мне обычные при приеме на работу вопросы. В офис вошел мужчина без пиджака в подтяжках, сказал: – Привет, – подошел к столу, бесцеремонно взял со стола мои документы, стал просматривать. Миссис Нэш сказала:

– Кандидат на место Ричи.

– Он уехал насовсем?

– Насовсем. – Вошел еще один мужчина в официальном костюме.

– Это мистер Леклер, – сказала миссис Нэш, указывая на меня. – По рекомендации Джозефа. – Началось интервью. Мужчина в костюме оказался начальником технического отдела, официально заместителем директора по технической части. Звали его мистер Хоген. Безусловно еврей. Мужчина в подтяжках заведовал водопроводом и отоплением. Звали его Бен. Тоже еврей. В его подчинении были водопроводчики и уборщики уборных и душевых. После обычного опроса мистер Хоген и Бен проверили мои способности. Проверка была крайне простой. Бен завел меня в кладовую, где были водопроводные инструменты.

– В уборной второго этажа засорился водопроводный кран мужского унитаза, – сказал Бен.

– Писсуара? – спросил я.

– Да.

– Какой тип крана?

– Напорный. Возьми инструменты. – Я взял разводной ключ, – спросил:

– Где прокладки? – Бен указал на выдвижной ящик. Я выбрал две прокладки, спросил:

– Эти? – Бен кивнул. Мы поднялись на второй этаж. Мистер Хоген молча следовал за нами. Уборные в опере сверкали зеркалами и кафелем. Испорченный писсуар выделялся грязными потекам от крана. Я снял пиджак, подал Бену, сказал: – Подержи. – Закрыв общий вентиль, я открутил ручку крана, отвинтил разводкой головку напорной трубы, прочистил туалетной бумагой пружину, слегка разогнул ее, сменил прокладку и завинтил все на место. Мистер Хоген важно наблюдал за моей работой. Бен стоял с моим пиджаком и с безразличным видом. Я открыл вентиль, нажал смывной кран. Смывная вода пошла чистой. Бен равнодушно кивнул. На полу осталась грязь, и я спросил:

– Где у вас швабра?

– В другом месте и в следующий раз, – ответил Бен. Я вымыл руки, взял у него пиджак. По дороге в офис мистер Хоген сказал на плохом французском: