Эту деталь к нашим достоверным фактам добавляют арабы. (Вопреки мнению Ибн Хайяна, наше одобрение получает Ибн Идари.)

Речь идет о римской дороге, которая до того поразила воображение фанатиков Мухаммеда, что превратилась в немаловажный декоративный элемент. В спешке отступления она была для них сборным пунктом, Эль-Балат (мощеной дорогой), так что, при всей неопределенности рассказов о битве, мусульманские писатели называют ее: Балат эш Шуада, «дорогой мучеников за веру». Здесь можно спорить по поводу различных толкований слова «Балат». Выражение Балат эш Шуада встречается только с XI в. и исключительно у андалузских писателей. Прочие средневековые арабские ученые ограничиваются тем, что просто говорят: мусульмане вместе со своим вали погибли в битве как мученики ислама. Согласно этим авторам, термин Балат, напоминающий о римской дороге, переводится как мощеная дорога или тракт. Рейно, Уар, Форьель, Сегуин и Мерсье предпочитают первый вариант, в то время как Дозю, Леви-Провансаль и испанские историки Лафуенте у Алькандара и Кодера останавливают свой выбор на втором.

Специалисты единодушно опровергают заявление Ибн Хайяна, который связывает Балат эш Шуада со сражением при Тулузе, перенося при этом битву при Пуатье в Тур. Марсель Бодо кратко формулирует общее мнение: «Нетрудно согласиться с отрывком из Ибн Идари по поводу Дороги мучеников, Балат эш Шуада, чтобы сделать вывод – это событие имело место на мощеной дороге, что соответствует логике, указывая на римский тракт, а именно тот, который вел из Тура в Пуатье». Дежа, Рейно, Леви-Провансаль, Левиллан недвусмысленно привлекают внимание к этому же факту.

С настоящего момента мы должны отказаться от неправомерной интерпретации слова «мученик». Некоторые на основании этого термина берут на себя смелость поместить битву в окрестности галло-римского кладбища, расположенного на возвышенности Сен-Илэра. «Martiricum», на старофранцузском «martroi» действительно означает некрополь. Однако арабы не только не могли видеть этого «мартирикума, подходя к месту», но, кроме того, они никогда не применили бы выражение эш Шуада (от мат шадад, «он умер мучеником») к кладбищу галло-римлян, которых считали многобожниками и идолопоклонниками.

Таким образом, нам не остается ничего, кроме как ограничить свои блуждания между Инграндом и Пуатье пространством вблизи римской дороги. Можно ли еще сузить территорию поля боя?

Ла Палис наивно заявил, что враги могли столкнуться, только находясь на одном берегу реки, которая в этом случае не разделяла бы их. А это означает две возможные территории: между Инграндом и Сеноном или между Сеноном и Пуатье.

Прежде всего брод. Неужели мы допустим, что ночью перед битвой армиям Абд-ар-Рахмана удалось, оторвавшись от противника, переправиться через такую реку, как Вьенна, напротив Сенона? Помимо глупой неосторожности, это было бы подвигом, абсолютно неосуществимым в темноте и в виду вражеской армии, причем ее ответные действия на подобную дерзость даже не имели бы значения. Сражение желательно было начать следующим утром. Это было совершенно необходимо иметь в виду. Отрывок из Жития св. Леодегария позволяет нам оценить всю трудность, которую представляла переправа через реку:

«Когда в 681 г. останки епископа Отена, казненного по приказу Эброина, были перенесены в Пуату, сопровождавшая их процессия на некоторое время задержалась в Ингранде и затем снова двинулась в путь, а епископ Пуатье, Ансвальд, узнав о ее приближении, распорядился, чтобы из его епископского города Антран принесли вина для подкрепления бедных людей, следовавших за мощами. Затем погребальное шествие прибыло в Сенон, но ветер был столь яростным, а Вьенна столь бурной, что перевозчики посоветовали отказаться от попытки переправиться через реку».

Более того, нет ни одного указания, которое когда-либо позволило бы поместить сражение между арабами и франками в этот сектор. В том, что касается подобной переправы через реку, мы присоединяемся к мнению майора Лекуантра; мы убеждены, что армии, коль скоро они вошли в соприкосновение, не могут ни двинуться вперед, ни отступить. А это вынуждает нас сказать, что основные силы Абд-ар-Рахмана не могли миновать Сенона. При этом мы отличаем основную армию от отрядов, рассыпавшихся по всей округе и вызвавших военные эпизоды вроде того, о котором выше упомянул М. Бодо.

Наконец, раз уж хроники единодушно твердят: «вблизи Пуатье или в окрестностях Пуатье», нужно иметь еще более веские основания, чтобы вывести битву дальше за Сенон. Тогда становится более понятной долгая неподвижность, предшествовавшая битве. Оказавшись в буквальном смысле зажатым между двумя реками, каждый из противников не решался сделать выпад, ища возможностей для отступления на случай поражения. По всей вероятности, для Карла Мартелла это было полной катастрофой: у него за спиной была Вьенна. Даже после своего поражения мусульмане, как более маневренные, были в менее стесненном положении. Эти соображения почти заставляют нас предположить, что арабы ворвались в Пуатье, а франки переправились в Сенон одновременно. Лишь такое совпадение позволило бы объяснить переправу Карла через Вьенну и спокойные приготовления, предшествовавшие столкновению.

Вернемся назад и рассмотрим развитие событий под этим углом зрения. До того как эмир до основания разрушил Сен-Илэр, на правом и левом берегу Вьенны появилось множество более или менее значительных разведывательных отрядов, прочесывавших территорию в направлении Тура. Некоторые из них, переправившись вброд через Буавр напротив Сен-Илэра, направились по галло-римской, а затем – римской дороге из Пуатье в Сомюр. Следы этих банд в этом районе можно обнаружить повсюду. Г-н Левиллан:

«Вдоль Вьенны, в Шинуазе (Базилли, Сазилли) и по всему Верону (район между нижним течением Вьенны и Луары) до сих пор существуют островки населения этнических сарацин. В Лудинэ люди отчетливо сарацинского типа встречаются в общинах Сен-Касьян, Мартазе, Арсэй и т. д., и даже в окрестностях Монконтура…

С другой стороны, в этом районе почти повсеместно было обнаружено сарацинское оружие; оно хранится в частных коллекциях».

В числе прочих г-н Левиллан упоминает о коллекциях графа Октава Рошбрюна, покойного Габриэля де Фонтена, г-на аббата Менена. Эти сведения, предоставленные ему, как он указывает, г-ном Шарбонно-Лассей, по нашему мнению, ясно доказывают факт оккупации страны, но эта оккупация не могла иметь места после битвы.

Остальные всадники, все еще до сражения, вернулись на нулевой меридиан, безусловно, очень задолго до стычки при Сепме, если в нее верить, в то время как в самом районе битвы один мусульманский отряд оставил после себя очень красивую легенду; она дала название повороту «пяти мавров» на дороге, прорезающей кустарники между Вуней и Бонней-Матур вдоль берега Вьенны.

На этом самом месте несколько воинов из армии Абд-ар-Рахмана, разумеется, пятеро, нашли средство удовлетворить свою жажду наживы – лодку. Они позаимствовали ее, переплыли через реку и, неожиданно потревожив покой аббатства Савиньи, славно пограбили в нем. До такой степени, что вывезли из святого места даже колокола. Увы, челнок был так нагружен, что пошел ко дну посреди реки, увлекая в пучину грабителей и плоды их разбоя. Грабители тотчас утонули.