Майор Лекуантр показал, что отрывок из «De gestis Langobardorum» («Деяний лангобардов»), который ранее связывали с битвой при Пуатье, в действительности относится к сражению при Тулузе и повествует о победе Эда над Эль-Самхом в 721 г. Иначе обстоит дело с текстом, входящим в Житие Григория II. Фактически в обоих речь идет о сарацинах: Deinde post decem annos, cum uxoribus et parvulis venientes (Спустя десять лет, с женами и детьми пришли). Через десять лет… это означает, через десять лет после высадки арабов в Испании в 711 г. Однако только эти два текста и позволяют нам говорить о том, что у арабов были захватнические намерения. Доказать это предоставим майору Лекуантру:

«Но прежде всего недоверие к утверждениям историков вызывает то, что эта экспедиция вовсе не носила характера завоевательной кампании; она была слишком стремительной для того, чтобы победители могли обеспечить себя опорными пунктами, которые позволили бы им удержать страну.

На самом деле, говорит нам кордовский Аноним, Абдираман начал с подавления мятежа в Серданье, осадив бунтовщиков в их крепости; ему удалось вынудить ее к сдаче, только когда благоприятная погода сделала горные дороги проходимыми для его осадных машин. Действительно, вскоре город был взят, и эмир, видя у себя под началом значительную армию, решил отомстить зачинщику мятежа, Эду Аквитанскому.

Чтобы добраться до его страны, ему предстоял долгий путь через Памплону и горы басков.

Войдя в Галлию, он почти без боя овладел Бордо, где нанес ужасное поражение Эду. Разграбив город, он двинулся к Пуатье, где разорил Сен-Илэр, и был на пути к Сен-Мартену, самому богатому аббатству в Галлии, когда повстречал Карла Мартелла. Старинные тексты говорят только о грабежах и пожарищах, а не об осадах. Единственным городом, куда, по свидетельству хроник, вошли сарацины, был Бордо, ворота которого им открыла победа над Эдом.

Когда же, напротив, сарацины впервые вошли в Галлию с намерением там обосноваться, они начали с осады Нарбонна и, овладев им, разместили там свой гарнизон. Более того, подойдя к Тулузе, они блокировали город и штурмовали его с помощью всевозможных машин.

В кампании 732 г. мы ничего подобного не замечаем; как нам представляется, она исходно была задумана как карательная экспедиция и переросла в гигантский набег. Опьяненный легкими успехами, зачарованный богатствами, сокрытыми в аббатстве Сен-Мартен, и надеясь ими овладеть, Абдираман зашел слишком далеко и нашел свою гибель».

Плохо оснащенные и к тому же не слишком сведущие в осадном искусстве, арабы могли лишь отказаться от осады города, который не дал бы им ничего, кроме бесполезной задержки в их стремлении расширить дар-аль-Харб, область военных действий, манящую своими богатствами. В этом решении нет ничего необычного: ведь мусульмане имели обыкновение обходить препятствия, преграждавшие им путь, что в их глазах никогда не выглядело признанием своего бессилия. Абд-ар-Рахман, опытный военачальник, не мог не понимать, что только быстрота действий обеспечивала успех его предприятию – активность в завоевательной войне является основным слагаемым победы. Неподвижность осады противоречит этому принципу.

Можно допустить, что вали отказался от штурма города, явная мощь которого произвела на него впечатление.

После аль-федира, молитвы на рассвете, воины снова пустились в путь, следуя вдоль нулевого меридиана, по прямой соединяющего Пиктавий с городом туронов.

С момента выступления эмира правоверных тревожила одна проблема, связанная с топографией мест, по которым шла римская дорога. Via проходила между стеной города и краем плато, которое круто обрывалось в небольшую долину реки Буавр. И в этом тесном, ограниченном пространстве, не достигавшем и сотни метров в ширину, должна была двигаться армия вместе с семьями, имуществом, повозками с добычей и пленниками. Сама по себе теснота значила немного, но проход полностью контролировался защитниками города. Стоило им начать в этом узком месте атаку со своего высокого отрога, и образовался бы затор с огромными потерями среди сарацинской конницы.

Однако долгое время армия двигалась вдоль Буавра под городскими стенами, и в нее не было выпущено ни одной стрелы.

Эмир обоснованно рассчитывал на невмешательство солдат крепости, которые не предприняли ничего во время разрушения Сен-Илэра. Однако они были защитниками и покровителями страны, где вера расцвела с беспримерной пышностью, защитниками страны, где рядом с каждым источником и родником можно было найти маленькое изображение Пресвятой Девы.

Какие соображения склонили пуатевинцев к бездействию? Возможно, пугающие рассказы укрывшихся в городе беженцев отбили у них желание задерживать поблизости от себя мусульманские силы. Пуатевинцы, конечно, мужественные, но, безусловно, не безрассудные, опасались ужасного и беспощадного гнева арабов и рассчитывали только на то, чтобы дать их смертоносному потоку иссякнуть, не пытаясь его остановить. Возможно и то, что, зная о неминуемом вмешательстве Карла, они предпочитали дождаться более надежного момента. Наверное, был отдан приказ «Не стрелять!». Впрочем, готов ли был город выдержать осаду, спровоцировав проходящего мимо неприятеля? Не думаем. С конца VII в Пуатье находился под управлением франкских графов, присутствие которых было, скорее, пагубным, чем полезным. Деятельность этих бесцветных представителей наследников Хлодвига была скоротечной и неэффективной и ограничивалась исключительно политической сферой, сводящейся к несправедливости и поборам. В этот период жители города утратили воинственный дух.

Если, как пишет Ибн Хальдун, «прошлое и будущее похожи как два глотка воды», мы вправе решиться на сопоставление некоторых странных проявлений пассивности.

Защитники Пуатье не сделали ничего, чтобы помешать агрессору, точно так же, как впоследствии Карл Мартелл не стал преследовать разбитого и отступающего неприятеля.

Когда Абд-ар-Рахман, выйдя из леса Мульер, вырвался на простор между обширными и ветреными долинами Вьенны и Клайна, наш запас точной информации не увеличивается заметным образом: разграбление Сен-Илэра и пощада для Пуатье – вот и все неоспоримые факты этой военной кампании, явная задача которой – грабительский набег осуществлялся ради конечной цели – аббатства Сен-Мартен. Но загадки, которые нам остается разгадать, оказываются весьма трудноразрешимыми.

Оставаясь верными своей линии, мы в этой главе оставим без внимания современную эволюцию исторической науки, отдав предпочтение традиционному обзору, то есть перечислению событий непреложной необходимости для того, кто желает удовлетворить свое любопытство относительно самой туманной из трех битв при Пуатье… В некотором смысле остановить на время «ускорение Истории», о котором говорил Даниэль Алеви, чтобы заострить свое внимание на этом единственном дне, прискучившем и непостижимом.

Придется ли нам и дальше перемещать по карте украшенное острие зеленого знамени Пророка или же, напротив, задержать арабов в этой стране, богатство которой могло бы на какое-то время приостановить их движение? Выйдя из леса, изобилующего самой разной дичью, косулями и оленями, кабанами и лисами, дикими кошками и волками, они взирали на эту страну культуры и винограда, разведение которого постоянно развивалось со времен римлян. Их алчности оказались доступны стада быков и коров, иногда лошадей, ослов и изредка мулов. Раздолье для грабежа.