Он был очень расстроен. Всю дорогу из Малинников, а потом полтора часа полета он безуспешно пытался убедить себя, что тревожные мысли – это просто маразм, излишняя мнительность юриста, нарушившего основное правило, разгласившего тайну завещания, но отделаться от подозрений так и не смог. Не разбирая деталей, он рассеянно провожал взглядом пейзаж, мелькающий за окном машины, и нервно постукивал пальцами по подлокотнику. Туфли привычно жали после перелета. Яков пошевелил пальцами и поймал себя на желании разуться, а потом походить босиком по траве. Удивившись, он попытался вспомнить, когда в последний раз ему такое удавалось, и не смог. Автомобиль влился в плотный поток на въезде в город.

* * *

Стаса трясло. Бросало из жара в холод. Тело ломило, из носа текло, что вынуждало его периодически шмыгать, как сопливого пацана. Не знай он, в чем причина, списал бы свое состояние на сильную простуду, может быть, даже грипп. Списал бы с радостью, но обманывать себя и дальше уже не получалось.

Он отчаянно не хотел тащиться в офис дяди Яши, но призрачная надежда на то, что удастся выпросить у сердобольного юриста немного денег, заставила его выползти из дома. Улица слепила и шумела. Прохожие разговаривали слишком громко, машины – те просто ревели, проносясь мимо, а жиденькие лучи сентябрьского солнца огнем жгли его кожу. Нацепив солнцезащитные очки и сунув руки в карманы, Стас нырнул в спасительную прохладу метро.

Как бы плохо ему ни было, но не заметить, что дядя Яша выглядит помятым и расстроенным, Стас не смог.

– Явился? – вместо приветствия услышал он.

– Пришел, – хрипло не согласился Стас.

– Очки сними, Станислав. Хочу посмотреть тебе в глаза.

Яков обошел стол и навис над Стасом, распластавшимся в кресле.

Кривясь от режущей головной боли, Стас стянул очки с носа. Рука дрожала.

– О Иисус! – выпрямился пораженный Яков.

– Я болею, дядь Яш, зачем звали?

– Вижу я твою болезнь. Как ты посмел, щенок? Зачем в Малинники поехал? Ты хоть понимаешь, что натворил?

– Что? – От неожиданности Стас на секунду забыл о боли и выпрямился в кресле, пытаясь сообразить, кто мог знать о поездке в Малинники. Решив, что никто, кроме Глеба, он слабо отмахнулся: – Какие Малинники? Никуда я не ездил…

– Не ври! – рявкнул Яков. – Я тебя насквозь вижу! Ты хоть знаешь, кем была эта девочка?

– Какая девочка? – все еще пытался увильнуть Стас.

Голову сдавило, и перед глазами замелькали бледно-желтые круги. Противостоять напору разъяренного Якова было очень трудно.

– Та самая. Вероника Бойко, которой твой отец завещал комплекс в Малинниках.

– Ну и кем? – кривясь, спросил Стас. – И вообще, дядь Яш, что за допрос? Какое мне дело до какой-то исчезнувшей девчонки?

Слова опередили мысли. Как глупо!

Яков посерел лицом:

– Так ты там был, подонок!

– Да, что такого-то? Ну был, – неохотно признал Стас. Он устал сопротивляться и хотел только одного: чтобы его оставили в покое. – Хотел увидеть, кто моему папаше дороже родного сына. Но она пропала в тот день. Мы даже поговорить не успели…

– Идиот… – Яков пошатнулся и прислонился к столу. – Эта девочка – твоя племянница, дочь твоей сестры. И внучка Григория. А ты ее убил.

– Что? – вскочил Стас. – Я не… Как это убил? Кто? Не-ет, дядь Яш, я тут ни при чем!

Кабинет покачивался и расплывался в глазах, но мгновенный выброс адреналина прочистил Стасу мозги не хуже дозы.

– Ты зачем залез в усадьбу? – напирал Яков.

Сложив два и два, Стас решил, что об этом никому знать не следует. Уж в усадьбе-то их точно никто не видел!

– Не был я в усадьбе. Зашел в магазин, купил у нее бутылку воды и уехал. О чем там говорить-то было? Дура дурой. Хотел припугнуть, чтобы отказ от наследства написала, но решил, что всегда успею…

– Ах ты… идиот! Не хочешь мне правду говорить, придется с полицией объясняться. Они же выйдут на тебя рано или поздно!

– Но это правда! – От выкрика боль вернулась и стиснула лоб горящими клещами. – Я понятия не имел, что ее убили! Подумал – сбежала. Мне же лучше, нет наследника, и ладно.

– На чем сидишь? – неожиданно грубо спросил Яков.

– Герыч, – прохрипел Стас, понимая, что деваться уже некуда, и скрючился в кресле.

– Давно?

– Не. На кокс денег нет…

Впервые в жизни Стас увидел презрение в глазах человека, всегда относившегося к нему как к сыну. Он понял, что убедить Якова не получается. Вечно так – меньше всего тебе верят, когда говоришь правду.

Спину невыносимо ломило. Свет резал глаза. Он почувствовал себя зверем, загнанным в угол. Последний срок возврата долга, который назвал ему Кир, истекал через два дня. Отец куда-то уехал и не отвечал на его звонки и сообщения. Деньги кончились совсем, а попытка продать оформленный на фирму отца автомобиль окончилась провалом. У Стаса не осталось ничего, а теперь дядя Яша окончательно выбил почву из-под ног.

Кое-как ворочая мозгами, Стас сообразил, что запросто станет подозреваемым в убийстве – с таким-то мотивом, и взвыл:

– Дядя Яша! Я не убивал! Вы мне верите?

От напряжения в голове что-то щелкнуло, как лопнувший мыльный пузырь, и все вокруг окрасилось в красный…

Яков прыснул в лицо Стаса водой, но парень только застонал, не приходя в себя. Встревоженный не на шутку, Яков вышел из кабинета, на ходу бросив секретарю: «Сейчас вернусь. Отмени все встречи», и спустился на три этажа ниже, в закрытый филиал известной клиники, где трудился наркологом его хороший знакомый.

Тяжелые мысли разъедали душу. Он знал Стаса с детства, различить, когда тот врет, а когда говорит правду, мог без труда. Весь огромный опыт работы с людьми и знание человеческой психики также указывали на то, что парень не убивал Веронику. В том, что он оказался в Малинниках, была только его, Якова, вина… Просчитался, не подозревая, как низко успел скатиться Стас за последние полгода. Да и Гришка тоже хорош! Виноватыми были все, всем и расхлебывать. Кто бы ни убил девочку, отвести подозрение от Стаса будет очень непросто.

Когда Яков вместе с врачом вернулся в кабинет, Стаса там не было. Как не было и ларца с деньгами в ящике стола…

* * *

– Димочка! Ну наконец-то! – встретила его мама. – Что-то ты совсем уж долго сегодня.

– Так получилось, ма.

Дима переобулся и отправился в ванную, по пути поприветствовав отца. До скрежета зубовного хотелось встать под прохладный душ и смыть с себя пыль и пот. Если бы с такой же легкостью можно было смыть разочарование! Новый день не принес никаких