пескарем, чтобы поймать на удочку форель, так, ловко растратив одну гинею, можно приманить их целую сотню. В жизни есть два правила. Первое — людей оценивают не по тому, каковы они на самом деле, а по тому, какими они кажутся. Второе — если у тебя нет своих заслуг или своих денег, надо использовать чужие заслуги и чужие деньги. Мой отец заработал свой титул службой в армии и умер без гроша в кармане. За его заслуги я получил пенсию — четыреста фунтов в год; благодаря этим четыремстам фунтам в год я получил кредит на восемьсот фунтов; благодаря этим восьмистам фунтам я женился на твоей матери, которая принесла мне в приданое десять тысяч фунтов; благодаря этим десяти тысячам фунтов я получил кредит на сорок тысяч фунтов и платил Дику Сплетнику три гинеи в неделю, чтобы он всюду называл меня «скупердягой Джеком»!

Джорджина. Ха-ха! Довольно неприятное прозвище.

Сэр Джон. Зато солидная репутация. Назвать человека скупым — все равно, что назвать его богачом; а когда человека называют богачом — он пользуется всеобщим уважением! Благодаря этому уважению я завоевал избирателей, переменил свои политические убеждения, уступил свое место в палате министру, причем самое меньшее, что тот мог предложить взамен человеку с таким весом, — это контору по выдаче патентов с двумя тысячами годового дохода. Вот как надо добиваться успеха в жизни. Враки, только враки, дитя мое!

Джорджина. Надо сказать, что ты…

Сэр Джон. Знаю жизнь — ну, разумеется. Что же касается твоего состояния, поскольку мои расходы превышают мой доход, мне нечего оставить тебе; однако даже и без дядюшкиных денег, ты всегда слыла богатой наследницей «скупердяги Джека». То же можно сказать и о твоем воспитании. Я шел на любые издержки, чтобы дать тебе возможность блеснуть, — о, я не забивал тебе голову всякими историческими событиями и проповедями, — но ты умеешь рисовать, петь, танцевать, с достоинством входить в комнату… Так воспитывают в наше время благородных девиц, чтобы они стали гордостью родителей и счастьем супруга, когда они его поймают. Кстати, о супруге: ты знаешь, мы думали о сэре Фредерике Блаунте.

Джорджина. Ах, папа, он такой очаровательный…

Сэр Джон. Был очаровательным, дорогая, пока мы не узнали о смерти дядюшки. Но для столь богатой наследницы, как ты, мы будем искать по меньшей мере герцога. Куда же это запропастился Ивлин?

Джорджина. Я его не видела. Какой странный человек — такой насмешник, — а ведь может быть очень приятным.

Сэр Джон. Шутник? Циник? Никогда не знаешь, как к нему подступиться. Мой личный секретарь, бедный родственник, ничего за душой не имеет, а ведь глядит на всех нас свысока, черт побери!

Джорджина. Так зачем же ты держишь его у себя, если от него нет никакого толка?

Сэр Джон. Вот тут ты ошибаешься. У него множество талантов: он подготавливает мои речи, пишет мои памфлеты, проверяет мои расчеты. Мой доклад о последней Комиссии принес мне большую известность, и меня поставили во главе новой Комиссии. Кроме того, он все же наш родственник — ему не надо платить жалованья, а доброе отношение к бедному родственнику всегда ценится в свете. Великодушие — весьма полезная добродетель, особенно когда оно ничего не стоит. Вот с другой нашей родственницей, Кларой, дело обстояло совсем иначе: ее отец счел возможным назначить меня ее опекуном, хотя у нее не было ни гроша, — весьма обременительно и никакой пользы. Поэтому я сбыл ее с рук леди Френклин, моей сводной сестре.

Джорджина. А леди Френклин еще долго будет гостить у нас?

Сэр Джон. Не знаю, дорогая; чем дольше, тем лучше — ведь муж оставил ей весьма кругленькую сумму. A-а, вот, кстати, и она сама!

СЦЕНА ВТОРАЯ

Леди Френклин, Клара, сэр Джон, Джорджина

Сэр Джон. Дорогая сестрица, мы как раз пели вам дифирамбы. Но что я вижу? Вы не в трауре?

Леди Френклин. Почему я должна носить траур по человеку, которого никогда не видела?

Сэр Джон. Но ведь он мог оставить вам что-нибудь в наследство.

Леди Френклин. Тем меньше причин для скорби! Ха-ха-ха! Дорогой мой сэр Джон, я из тех, кто считает чувства чем-то вроде капитала, и я никогда не делаю вида, что они у меня есть, если на самом деле их нет!

Сэр Джон (в сторону). Глупая женщина! (Кларе.) А вы, Клара, видно, больше соблюдаете приличия, хотя вы очень, очень, очень дальняя родственница покойного; кажется, что-то вроде троюродной кузины?

Клара. Мистер Мордаунт оказал однажды помощь моему отцу, и это черное платье — единственная возможность выразить мою благодарность.

Сэр Джон. Хм! Благодарность! Девчонка, кажется, на что-то надеется.

Леди Френклин. Значит, душеприказчик — мистер Грейвс, именно его назначил завещатель? Того самого мистера Грейвса, что всегда одет в черное и всегда оплакивает свою несчастливую судьбу и эту святую женщину, его Марию, которая устроила ему собачью жизнь?

Сэр Джон. Того самого. Его слуги одеты в черные ливреи, у него черная коляска, он ездит верхом на вороной лошади, и если он когда-нибудь женится снова, готов поклясться, что в память этой святой женщины, его Марии, он возьмет в жены негритянку…

Леди Френклин. Ха-ха-ха! Ну что ж, увидим! (В сторону.) Бедный Грейвс, он всегда нравился мне — такой примерный супруг.

Входит Ивлин, никем не замеченный; он усаживается и берет книгу.

Сэр Джон. Сколько родственников появилось в связи с этим завещанием! Мистер Стаут, политико-экономист… лорд Глоссмор…

Леди Френклин. Его дед был ростовщиком, и поэтому лорд Глоссмор презирает всех простолюдинов, всех выскочек и плебеев.

Сэр Джон. Сэр Фредерик Блаунт…

Леди Френклин. Сэ’ Ф’еде’ик Блаунт, который считает, что буква «р» слишком г уба, и потому отменил ее. Это представитель нового типа благоразумных молодых джентльменов: они слишком вялы и хилы, чтобы предаваться здоровым излишествам, как это делали их предки, и посему предпочитают быть женственно-томными. В прошлом столетии были в моде озорство и беспечность, а нынче — спокойствие и эготизм. Он никогда не делает глупостей и не говорит ничего умного. (Кларе.) Прости меня, дорогая, сэр Фредерик, кажется, твой по-клонник, поскольку, здраво рассудив, он не увидел «никакого в’еда» в том, чтобы влюбиться в твою красоту и в твои большие ожидания. Да, еще наш бедный ученый родственник— о, мистер Ивлин, вы здесь!

Сэр Джон. Ивлин! Вас-то мне и нужно. Где вы пропадали весь день? Вы занялись теми бумагами? Написали мою эпитафию бедняге Мордаунту? По-латыни, вы не забыли? Составили отчет о моей речи в Уксетср-холле?