В хате № 15 не спал Виталик. Он курил у окна и видел, как в санчасти погас свет, как неясный силуэт появился у окна и пересек двор поселения. Когда в коридоре скрипнула половица, Виталик бесшумно бросил бычок в окно и лег на койку.

Дверь приоткрылась, в комнату прокрался Саша и, не раздеваясь, забрался в постель. После этого уже ничто не нарушало тишину.

Для Веры день этот был лишь ожидание ночи…

Она сидела за столом и бесцельно чертила на листке рожицы, домики, рыбок. И рассеянно улыбалась. Неясный гул постепенно превращался в голос Антонины Сергеевны. Она, видимо, только пришла на работу и переодевалась в медицинский халат.

– Что ж ты не звонишь-то, говорю. А она мне: мам, я ж работаю, некогда… И я ж вроде умом понимаю, а все равно. Тоска такая. Внучка вот в первый класс пойдет, а я ее всего-то раз видела, когда у них гостила. Это когда было… года четыре назад. В то лето еще у Козловых дед в сарае сгорел… вот и все у нас заботы да новости… Ну а что, конечно, живем помаленьку, городским тут и неинтересно, они ж бегать привыкли. Ты тоже, поди, бегала там… Вер, бегала, говорю?

– Где? – очнулась Вера.

– Да в городе, где…

– А, да, конечно, – отозвалась она.

– Вот даже ты. А чего приехала? Матери-то, Нины Санны, тогда уж не было, царствие ей небесное, жила бы ты и жила себе в Ленинграде… Замуж бы вышла, ты у нас девка ладная – худая, правда, ну так отъелась бы. Детишек бы нарожала. Нам, бабам, много-то не надо… А ты взяла и вернулась.

– Судьба такая, – улыбнулась Вера своим мыслям. Утреннее солнце косо падало на цветущие герани.

Когда солнце было уже высоко, Вера слонялась по пустому кабинету. Подходила к окну, смотрела во двор, поливала герани, переставляла лекарства в шкафу, наводила порядок в бумагах на столе, мыла полы, пыталась читать, но быстро отложила книгу – все строки сливались в одно зыбкое изображение. Переставляла аквариум несколько раз, чтобы потом вернуть его на прежнее место. Снова помыла полы.

Подошла к письменному столу, в нерешительности постояла, потом резко дернула ящичек. Достала оттуда старый корпус наручных часов – давно без ремешка. Они показывали полшестого. Девушка поднесла их к уху, чтобы убедиться, что они идут. Потрясла. Подошла к радио и покрутила колесико громкости.

– Ветер юго-западный, 5—10 метров в секунду, температура ночью плюс 15–18, днем 25–27. Напомню, сейчас в Курске четыре часа четыре минуты и плюс 25 градусов. Всем приятного дня, а мы продолжаем нашу программу… – Вера выключила радио и бросила часы в стол.

Солнце клонилось к западу, удлиняя тени, когда в кабинете снова появилась Антонина Сергеевна. У нее в руках была одна тарелка, накрытая другой.

– Вот, сядь поешь. – Она поставила тарелку перед задумчивой Верой.

– Да я не голодная… – попыталась возразить та.

– Ешь, – и рядом с тарелкой появилась вилка.

Вера вздохнула и стала есть гречку с подливой, автоматически пережевывая ее.

– Антонина Сергевна.

– Ау? – Та уже села вязать.

– А у нас часов нет, что ли?

– Да откуда им взяться? Хотя погоди… Есть, помнишь, те, старые. На шкафу лежат. Только они не идут. Но так-то есть, – почти оскорбленная ее предположением, ответила Антонина.

Вера кивнула.

– Ночевать снова тут будешь? – осторожно спросила Антонина Сергеевна.

– Да.

– Может, у нас поживешь? Пока отец-то не образумится.

– Да нет, все в порядке. Он не образумится.

– Вот мужики…

Уже вечерело, когда Антонина Сергеевна снова переодевалась, снимая халат и надевая цивильную одежду. Наконец-то Вера увидела ее уходящей. После того как дверь закрылась, Вера еще посидела на подоконнике, глядя во двор.

Потом нашла в ящике стола старую тушь, рассыпавшиеся тени для глаз. Подошла к зеркалу над раковиной, попыталась накраситься. В тушь надо было поплевать по старинке, что она и сделала. Но результат макияжа девушку не устроил, и она умылась. Потом стала экспериментировать с прической: распустила волосы, убрала в хвост, заколола вверх, снова распустила. Расстроилась, заплела косу и села ждать.

Она ждала, не шелохнувшись, когда совсем стемнело. Зажгла лампу, прошлась по комнате. Увидела оставленную Сашей на тумбочке зажигалку. Схватила и сжала в руке, потом положила обратно. И снова села ждать. Было так тихо, что Вере слышался стук ее сердца. Она взяла гитару, но играть не смогла – только щипала одну струну, и этот звук был надоедлив и пронзителен.

Так она встретила утро. Саша не пришел.

Когда поселение начало просыпаться и с улицы стали проникать обычные звуки поселка: звонок завода, окрики, крик петуха и собачий лай, – Вера пришла в себя. Поморщилась. Потерла запястья и обратила внимание на то, что шрамы ее, давнишние, побелевшие, снова воспалились и покраснели. А потом и не только шрамы – запястье полностью оказалось окольцовано краснотой. Вера открыла тумбочку, нашла там водолазку и надела ее под халат. Водолазка была великовата, но теперь отметины были спрятаны длинными, почти до пальцев, рукавами.

Девушка вышла, заперла кабинет и, положив ключ под коврик, быстро направилась во двор. Там она ходила, все время выискивая глазами кого-то. Наконец, оказавшись у дверей столовой, она помедлила в нерешительности и все-таки зашла внутрь.

В столовой еще заканчивался завтрак, за несколькими столами сидели зэки и доедали свои порции. Вера огляделась и заметила Колю-Художника, задумчиво жующего кусок хлеба за столом у окна. Рядом с ним были только пустые места. Она подошла к нему:

– Здравствуйте, Николай.

– О, Вера Артемовна. Здравствуйте.

– Я к вам… – Вера замялась. – С вопросом. Вы не знаете, где Александр Рокотовский?

Коля посмотрел на нее внимательно, и она зачастила:

– Он на обследование прийти должен был, и нет что-то его. Думаю, может, вы подскажете.

– Он в ШИЗО.

Вера ахнула.

– Вчера еще утром взяли. Снова.

– За что?!

– Я, Вера Артемовна, не в свое дело не суюсь, – покачал головой Коля.

– Понятно, спасибо.

Вера отошла от стола и направилась к выходу. В дверях она столкнулась со своим отцом. Они молча посмотрели друг на друга и разошлись.

На улице Вера сначала зашагала к санчасти, но потом изменила курс и очутилась у здания администрации с российским триколором на косом флагштоке, где в подвале располагался штрафной изолятор. Проходя мимо маленького подвального окошка, почти незаметного в подрастающей траве, она замедлила шаг и тоскливо посмотрела туда. Но остановиться было нельзя – на крыльце курили дежурные по колонии. Один махнул ей рукой, она кивнула и, уходя восвояси, бросила еще один взгляд на оконце.