– Что ты такое говоришь?! – вцепившись в канат, Астра отчаянно свесилась над бортом.

– Конечно, у тебя впереди на юге важные дела. Ты сама очень важная мэги. Ты бросила барда, а я лечила поцелуями его раны. Я подарила ему новые песни, – морская дева поплыла быстрее, извиваясь всем телом, но не успевая уже за кораблем. – Он еще вернется ко мне!

– Это еще вопрос. Не слушай ее, мэги, – другая амфитрита, рассмеявшись, обдала подругу фонтаном брызг. – Никто не знает, куда он направиться теперь. Но мы поможем барду. Мы все любим его. Прощай, Астра Пэй. Кое-кто ждет тебя на Рохесе и… – она говорила что-то еще, но слова ее уже нельзя было разобрать.

– Голаф!.. – грудь Астры высоко вздымалась, лицо покраснело от прилившей крови или встававшего на горизонте солнца. – Ведь я чувствовала, что он жив! Ну чувствовала же я!

– Но откуда им знать? – отбросив край плаща, рейнджер упер ногу в фальшборт и поглядывал на удалявшиеся фигурки морских дев, резвившихся по-детски за кормой. – Странно как-то… И откуда они знают тебя?

– Их ментальное восприятие развито намного сильнее, чем у нас. Сильнее, чем у магов Творящего Слова. Они умеют читать мысли и знают о нашей жизни такое, что зачастую неведомо нам самим. Если Леос жив… О, боги! – воскликнула она. – Ты понимаешь, как это здорово! Ведь мы видели все же его у Варгиевой площади! Это был он – я не могла ошибиться! И он, конечно, ищет меня! Голаф, знаешь, сколько я молила прощения у Рены?! Ведь это я была бы виновна в его смерти!

– Глупости, я уже говорил тебе: мы не можем отвечать за изломы чужой судьбы. Это выглядело бы слишком самонадеянным, – хмуро ответил Брис.

Теплый ветер туго полнил паруса. Огибая белую полосу рифов, «Фарилия» стремилась на юго-запад. Уже к полудню они прошли Неары, где, из слов Паркила, было теперь неспокойно: со смертью наместника нестойкий порядок там исчез, и многие промышляли в прибрежных водах разбоем. Маленькие суденышки с косыми парусами курсировали между встававших из моря скал, и угадать намерение той или иной флотилии, зарабатывавшей не только мирным рыболовством, было невозможно. Весь участок опасного пути Астра стояла на палубе, не отходя от капитана. Ей стоило немало сил уговорить его не сворачивать на запад от мятежных островов. Такой широкий крюк означал бы лишние полдня плаванья – роскошь неприемлемую, учитывая, что они вышли в море много позже Давпера, и тяжелая «Фарилия» вряд ли могла соревноваться в скорости с остроносым «Нагом». В случае атаки неарских лодок или небольших галер, дрейфовавших у входа в гавань, мэги обещала преподать памятный урок корсарам, и даже, ободряя команду «Фарилии», продемонстрировала мощный, грозно шипящий в воде фаерболл. Но она сама понимала, что магической силы хватит не более чем на пять-шесть эффектных заклинаний, а полсотни отчаянных головорезов, бросившихся на абордаж, подкрепивших свой порыв стрелами, без труда возьмут беззащитный неф. Рейнджер не хуже понимал это и, сидя на перевернутой бочке под фоком, тихо поругивал рискованную затею госпожи Пэй. Однако все обошлось благополучно. К часу Лилии они миновали цепь беспокойных островов, обошли рифы, седые, в кружевах кипящей пены, а дальше уже простиралось бескрайнее море, слепящее горячим солнцем, с редкими пятнышками парусов вдали.

Утомившись от жары, Астра и Голаф вернулись в каюту, предоставленную им перед отплытием господином Брефтом – помещение по корабельным меркам довольно большое, занимавшую всю правую часть юта. Мохнатая шкура серого кардорского медведя, лежавшая на полу, создавала уют, почти домашний, мягкий и покойный. Возле стола с письменными принадлежностями стоял удобный диван, обитый коричневым плюшем, напротив – резной шкаф с посудой, несколькими книгами и всякой полезной в пути утварью.

Бронзовый колокольчик клепсидры обозначил час Флейты. Астра слышала, как к борту нефа причалила лодка. Паркил передал ящики со штучным грузом и почту, наставляя посыльных по назначению каких-то важных писем. В гавани маленькой Каменты корабль задержался недолго, скоро подошла еще одна лодка, на палубу сбросили груз, и «Фарилия» подняла паруса. Остров с поселением колонистов из Иальса остался за кормой. Зеленые холмы и золотистые утесы растаяли в янтарной дымке. Впереди огромный пунцовый диск солнца опускался в море, растекаясь огненной дорожкой, сверкавшей в волнах. Острокрылые, грациозные альбатросы фланировали над винного цвета водами, изредка срываясь за игравшей у поверхности рыбой.

Утомившись в каюте, Астра вышла на палубу. Она вдыхала пьяный морской воздух, опираясь на фальшборт. Голаф стоял возле мачты, глядя на величественный закат и любуясь своей подругой, чем-то похожей на анрасских дев Горы, сотворенных пламенем и диким волшебством. Ему нестерпимо сильно захотелось обнять ее и жадно целовать, пока она не смирится с властью его рук, пока не ответит нежно, с тихо скрытым желанием, которое он угадывал в ней прежде не раз за железным щитом гордости, за надменным блеском в янтарных глазах.

Он бесшумно подошел сзади, положил ладони на ее талию.

– О чем ты думаешь, госпожа Пэй? Снова о барде?

– Я просто счастлива, что он жив. Не знаю, зачем меня хотела уколоть та амфитрита, но хвала богам, что я встретилась с ней и услышала те слова! – Астра откинула голову на его плечо, волны красные, ласковые, как губы, плескались перед ее закрытыми глазами. – Только бы не оказались лживы эти слова, – она убрала его ладони и, услышав твердые шаги капитана, повернулась.

– Господин Брис, госпожа Пэй, если не возражаете, то ужин ждет в вашей каюте, – сказал Паркил. – Финики, печенье с миндалем. Еще я добавил бутылочку доброго ширдинского. Скромный обычай нашей «Фарилии» – за первый день в море.

– Спасибо, кэп, – Астра, став на носки, шутливо вытянулась, как молодой матрос. – Это будет очень кстати.

Они прошли в каюту. Паркил отказался присоединиться к трапезе, попробовал только глоток расхваленного им же напитка с южных островов и удалился на ют к рулевому.

– Госпожа Пэй, – Голаф разлил вино в синие фарфоровые чашечки, – а знаешь, как ты меня крепко ковырнула, когда ушла в обнимку со своим бардом исполнять прихоть Давпера?

– А ты бросил меня у ворот незнакомого города, как надоевшую собачонку. Это после того как мы с тобой не один день ели из одной миски! Не зли меня, Голаф, у меня чудесное настроение. Пока чудесное… – она отпила из чашечки и потянулась за финиками.

– Именно поэтому я пытаюсь понять, кто для тебя рейнджер Голаф Брис, известный, кстати, от Анраса до края кардорских степей, – он дотронулся до ее щеки, прикрытой завитками черных волос.

– Не более чем грубый меченосец, отбившийся от шайки франкийцев и возомнивший из себя блестящего паладина, – мэги усмехнулась, откинувшись на спинку дивана.

– Почему же величественная мэги так дрожит от прикосновений этого никчемного меченосца? От страха или чего-то еще? – Голаф обнял ее, и потянул за шнурок ниже ворота платья.

– Ты неотесанный беспомощный болван! – она извернулась и хотела встать, но рейнджер подхватил ее на руки, сжав мягко и сильно, опустил на медвежью шкуру, разосланную на полу.