Когда Людовик ушел, мадам де Шатору позвала к себе сестру.

– Победа! – кричала герцогиня. – Собирайтесь. Скоро мы вернемся в Версаль. Унижения в Меце будут позабыты.

– Хорошие новости, – ответила сестра. – Когда мы выезжаем?

Она вдруг остановилась и удивленно посмотрела на сестру.

– Вы хорошо себя чувствуете? Вы выглядите очень странно.

– Странно? Я?

– У вас блестят глаза… почти как стеклянные… и щеки горят!

Герцогиня повернулась к сестре:

– Я ведь многое пережила, разве нет? Мец! Я никогда не смогу забыть этого! Но теперь мои враги будут страдать так же, как заставляли страдать меня.

– Был ли его величество очень нежен… очень требователен?

– Он всегда такой.

– Сестра, я бы на вашем месте прилегла. Вы слишком возбуждены. Я принесу вам освежающий и успокаивающий напиток.

– Большое спасибо.

Мадам де Лорагэ попыталась заставить сестру принять питье, но, похоже, та ничего не понимала. Мадам де Лорагэ стала возле постели на колени.

– Мне страшно… – бормотала мадам де Шатору. – Они забросают меня камнями. Задвиньте занавески…

– Вы слишком перевозбудились, – прошептала мадам де Лорагэ. – Завтра вам станет лучше.

Но на следующий день герцогине лучше не стало. У нее поднялась температура, и было ясно, что она тяжело больна.

Две недели Мари-Анн была при смерти. Жители Парижа собирались на рыночных площадях и говорили о ней. Все были убеждены, что, если герцогиня никогда не выздоровеет, Франции станет легче. Многие утверждали, что ее отравил Морепа.

Между рю де Бак и королевским дворцом то и дело шныряли посланники. Говорили, что король очень переживает из-за своей фаворитки.

Мадам де Майи вернулась из изгнания, чтобы навестить свою сестру и сказать ей, что не держит на нее зла за жестокое отношение с ее стороны. Увидев сестру, герцогиня вздохнула с облегчением: она была рада получить ее прощение лично.

– Я скоро умру, – говорила Мари-Анн. – Я сделала много такого, чего не стоило бы делать.

В начале декабря герцогиня исповедалась, получила причастие и соборование. Восьмого числа она умерла.

Похороны прошли очень тихо. По приказу короля герцогиню похоронили в часовне Святого Мишеля в Сен-Сюльпис рано-рано утром. Людовик помнил, как обошлись с телом мадам де Винтимиль, и не хотел такого же унижения для своей любимой.

Сердце Людовика было разбито, и ничто не могло вырвать его из меланхолии.

Даже королева сочувствовала ему. Парижане, собиравшиеся организовать шествие, чтобы выразить радость по поводу смерти женщины, которую они так ненавидели, решили не делать этого.

– Она была самоуверенна и оказывала на короля дурное влияние, – говорили они, – но все же он любил ее. Если выскажем свое отношение сейчас, то это уже ничего не изменит, а королю станет еще больней.

Доставить боль Людовику! Да разве они могут? Разве он не их прекрасный король, Людовик Возлюбленный?

Во Франции была женщина, воспринявшая известие о смерти мадам де Шатору со спокойствием фаталиста. «Должно было произойти что-то, – говорила она себе, – что разорвет отношения между королем и герцогиней». И хотя она и не предполагала, что короля и герцогиню разлучит смерть, сама причина разрыва была не так уж и важна. Главное, что король теперь был свободен.

Как только новость о смерти герцогини дошла до дворца де Этоль, она начала строить планы. Похоже, сбудется мечта всей ее жизни. Она была абсолютно уверена, что все получится, но ей придется приложить для этого все силы.

Мадам де Этоль в девичестве звалась Жанна Антуанетта Пуассон. Не очень красивое имя. Но ее род славился умом, а не звучными именами.

Ее отец, Франсуа Пуассон, был человеком с воображением и полон решимости разбогатеть. В Париже можно было разбогатеть различными путями, если ты конечно же не будешь особо разборчив в средствах. Франсуа разборчивым не был.

Он был мясником, преуспевающим мясником, и обладал даром заключать выгодные контракты. Так, он заключил контракт на поставки мяса в госпиталь инвалидов, но Франсуа не стал довольствоваться временным процветанием. Во времена неурожаев не хватало зерна, и такой человек, как он, нашел способ нажиться и на этом.

Франсуа поймали на спекуляции зерном. Никто так не бесил голодающих парижан, как люди, наживавшиеся на беде горожан. Когда Франсуа признали виновным, то, спасаясь, он незамедлительно покинул столицу.

Мадам Пуассон пришлось самой защищать себя и двух детей, Жанну Антуанетту и Абеля. Мадам вполне справлялась и без мужа. Она была очень красивой женщиной и стояла на социальной лестнице чуть выше него. После свадьбы ей удалось сохранить дружбу и связи с людьми своего круга, а также с друзьями-мужчинами, среди которых были очень влиятельные господа.

Одним из них был богатый генеральный откупщик Ленорман де Турнегейм. Очарованный красотой мадам Пуассон, он несколько лет был ее любовником. Поговаривали, что де Турне-гейм был отцом Жанны Антуанетты. Однако о том, кто отец, могла знать лишь мадам Пуассон, но даже она, похоже, была не совсем уверена. С другой стороны, она рассудила мудро и позволила богатому финансисту верить, что прелестное маленькое создание – его дочь. Особенно кстати эта вера пришлась в то время, когда пришлось самим заботиться о себе. Месье де Турнегейм стал по-настоящему достойным покровителем, и он был богат и имел связи в высших кругах.

Мадам Пуассон заявляла, что ее дочь вырастет красавицей и ей нужно дать по возможности лучшее образование. Что касается Абеля, ему предстояло быть братом знаменитой красавицы, и поэтому он не должен был позорить ее своей необразованностью.

– Какое будущее ты планируешь для девочки? – спросил как-то месье де Турнегейм.

– Лучшее, и основанием послужат ее ум и красота, – тут же ответила мадам Пуассон.

Вскоре семья переехала в большой дом, принадлежавший генеральному откупщику. Жанну Антуанетту послали в монастырь Пуасси, а Абеля – в дворянскую школу.

Семья жила очень дружно, так как мадам Пуассон была не только привлекательной, но и веселой, жизнерадостной женщиной. Имея все, она полностью отдалась размышлениям о будущем дочери.

Однажды, когда семейство посетило ярмарку, мадам Пуассон гордо вышагивала по площади, держа за руку красавца сына, восхитительная очаровашка дочь шествовала сама. Мадам была очень счастлива в тот день. Прохожие заглядывались на Жанну Антуанетту и делали матери комплименты по поводу внешности дочери.

Жанна Антуанетта попросила мать зайти к предсказательнице. А поскольку и сама мадам Пуассон была не прочь узнать, какое великое будущее ждет ее дочь, ее не пришлось долго упрашивать.