– Нет.

Данилов отломил половину и убрал обратно в холодильник. Краковская колбаса, помимо всего прочего, хороша и тем, что не надо возиться с ее нарезкой. Взял в одну руку булку, а в другую – кусок колбасы и откусывай поочередно, наслаждайся. Данилов ел и слушал Никиту, сидевшего напротив. Выражение лица мальчика сменилось на недоуменно-виноватое.

– Ну, написал я сочинение, я же хотел как лучше… Я вообще ничего не хотел, просто написал про тебя… Н у, у тебя же действительно очень интересная работа…

«Зашибись какая интересная у меня работа! – подумал Данилов, вспомнив выложенные в ряд на берегу трупы, которые водолазы извлекли из упавшего в реку самолета. – Точно есть что рассказать детям».

– И очень важная, разве не так?

Данилов кивнул.

– Ну, я так и написал… Откуда я мог знать? С другой стороны, что плохого в том, что тебя приглашают выступить? Это же не больно, как ты сам говоришь…

– Это глупо! – прервав на пару секунд процесс, ответил Данилов. – Что я там буду рассказывать?

– То же, что и дома. Как спасают людей, интересные случаи, трудовые будни. Если хочешь, я могу помочь составить план выступления…

– Может, ты его и напишешь, я просто зачитаю с трибуны? Или нет. Напиши и сам прочти. Так будет лучше всего.

– Ну, это несерьезно, – укорил Никита. – В школе ждут тебя, человека благородной и героической профессии…

– Кыо мыа а-а асс-ал! – промычал Данилов и, дожевав и проглотив, повторил: – Кто это меня так обозвал?

– Завуч Ольга Семеновна. А что? Разве неправильно? Она еще сказала, что врач – сам по себе спасает людей, а врач-спасатель – это спасатель в квадрате.

– Прекрасно!

– Так когда можно? – В Никитиных глазах сверкнули проблески надежды.

Никогда! – ответил Данилов и быстро доел колбасу. – Ты пойми, – сказал он Никите, словно приклеившемуся к стулу. – Я в самом деле не представляю, о чем и на какую тему я могу говорить. Работа у меня такая, что не в школе о ней рассказывать… И вообще, я терпеть не могу официальные мероприятия. Меня от них плющит, колбасит и гнет в дугу.

– Но я уже обещал… Почти…

– Это твои проблемы! – жестко отрезал Данилов. – Ты уже взрослый мальчик и должен знать, что сначала спрашивают. Нельзя подписывать людей заочно…

– Но я же не думал, что будут проблемы! Мне казалось, что ты обрадуешься.

– Я рад без памяти, разве это не заметно? – Данилов выдавил из себя улыбку. – И давай на этом закончим разговор и закроем тему, чтобы не переливать из пустого в порожнее!

– А что мне сказать в школе?

– Скажи правду, что оратор из меня никудышный. Или соври: скажи, что я так занят, что просто дня свободного нет… – Тут Данилова осенило. – Лучше сделаем вот как! Я попрошу Игоря пойти вместо меня. Он непременно согласится, потому что выступление в школе – прекрасная реклама! Расскажет вам о том, как надо правильно питаться, что нельзя есть одни гамбургеры…

Никита поморщился.

– Учителя будут довольны…

– Полянский – неинтересный.

– Зря ты так говоришь! – обиделся за друга Данилов. – Это Игорь-то неинтересный?! Да он просто прирожденный рассказчик, заслушаться можно…

«Особенно если про личную жизнь начнет рассказывать», – мысленно добавил Данилов.

Никита отрицательно покачал головой.

– Тогда извини, – Данилов развел руками, – ничем больше помочь не могу. Скажи, что я очень занят. Если и соврешь, то совсем чуть-чуть…

Никита поступил не по-мужски. Взял и наябедничал матери, то есть не наябедничал, а обратился за помощью. И когда только успел, вроде бы весь вечер был на виду?

После ужина Елена взяла Данилова за руку и увела в спальню. Мысли Данилова приняли удивленно-фривольное направление (не рано ли: Никита еще не спит, да и с чего это вдруг, ведь, забеременев, жена поостыла к некоторым радостям жизни?), но дело ограничилось недолгим разговором.

– Данилов! – Взглядом и тоном Елена давала понять, что возражений не потерпит. – Надо сходить в школу. Это прекрасная возможность развить и углубить отношения с учителями.

– Мне хватает тебя, – улыбнулся Данилов, надеясь отшутиться. – Других мне не надо.

– Данилов! – Елена взяла на полтона выше. – Ребенок в шоке. Он стесняется идти в школу…

– Те, которые в шоке, питаются глюкозой парэнтерально (то есть вводимой внутривенно, в обход желудочно-кишечного тракта). – Была, была еще маленькая вероятность того, что отшутиться удастся. – А Никита только что на моих глазах умял две порции спагетти.

Две порции в Никитином понимании равнялись четырем стандартным. В уважающем себя ресторане, заботящемся о том, чтобы клиенты не переедали, такое количество растянули бы порций на десять.

– Когда ты сможешь?

– Лен, ты пойми, это же чушь какая-то. Я приду, там будет сидеть тридцать детей…

– Пятьсот.

– Чего?

– Пятьсот детей, Вова. Как минимум. Это мероприятие общешкольное, будут все классы, с пятого по одиннадцатый.

– Мама дорогая! – вырвалось у Данилова. – Вообще караул. Я перед классом выступить не могу, а тут – целая школа. Нет-нет-нет!

– Да-да-да!

– Я не могу!

– Данилов! Женщина не должна слышать от мужчины подобную фразу! Ты все можешь!

Кто это сказал?

– Ты.

– Я?

– Четвертый курс, после занятий по кожвену мы шли к «Баррикадной» и ты рассуждал о том, что для настоящего мужчины нет ничего невозможного. А я слушала тебя и восхищалась. Девчонки любят, когда им вешают лапшу на уши.

– Умеешь ты эффективно мотивировать! – похвалил Данилов.

– Должность обязывает, – скромно улыбнулась Елена. – Я немножко поваляюсь, а ты пойди обрадуй ребенка. Заодно обсуди с ним программу твоего выступления, узнай, как у них принято говорить. Если ты произведешь хорошее впечатление, тебя включат в совет школы.

«Вот этого мне точно не надо», – подумал Данилов, но озвучивать свою мысль не стал.

Школа встретила Данилова неласково.

– Родитель? – опознал суровый, как и положено, охранник.

– Да, – не чуя подвоха, ответил Данилов. – К завучу Ольге Семеновне.

Пришлось несколько минут топтаться под плакатом, с которого благосклонно смотрел Лев Толстой, утверждавший, что «Все нравственное воспитание детей сводится к доброму примеру».

– Витя! – набросилась на охранника появившаяся Ольга Семеновна. – Я же сама лично предупредила тебя насчет Владимира Александровича! Зачем ты держишь человека у входа, когда тебе было велено проводить его ко мне?!