Возобновление войны в 1369 г. рассеяло эти миражи. Выяснилось, что от поступивших в казну миллионов выкупа ничего не осталось — их понемногу растратили, не беспокоясь о завтрашнем дне. Поскольку экспедиции стоили дорого, а прибыли приносили мало, надо было вновь обращаться к парламенту, улещивать его ради новых субсидий, новых налогов на движимое имущество, поступление которых часто было ненадежным и никогда не достигало ожидаемых размеров. Эдуард старел. Овдовев в шестьдесят лет, он погрузился в старческие забавы, увлекся любовницей низкого происхождения — Алисой Перрерс. Тем временем страна управлялась кое-как, хотя руководили ею опытные клирики — Томас Брантингем, епископ Эксетерский, и Уильям Уикхем, епископ Винчестерский. На них и возложили ответственность за военные неудачи и потерю земель, отвоеванных французами с 1371 г. Наконец парламент потребовал и добился их смещения и замены в качестве руководителей Канцелярии и Казначейства на мирян, несмотря на малоприятный прецедент 1340 г.[76] Однако герцог Ланкастер в перерывах между экспедициями оказывал на правительство все большее влияние, в котором с ним не мог соперничать ни ослабевший отец, ни умирающий старший брат. Оппозиция почти единодушно обвиняла его в том, что он ведет королевство к гибели. Она проявилась в апреле 1376 г., накануне смерти Черного принца, во время долгой сессии, которую хронисты назвали «Добрым парламентом». Эта мощная оппозиция вышла, похоже, из рядов самих депутатов общин и нашла себе красноречивого спикера в лице рыцаря Питера де ла Мара. На первый раз бароны, среди которых Ланкастер имел сторонников, подчинились народным требованиям, которых он не провоцировал и с которыми, может быть, примирился лишь скрепя сердце. В этих требованиях заметен отголосок забот, какие волновали и Этьена Марселя: потребность в честной администрации, в контролируемой налоговой системе, в энергичной чистке аппарата. Но принятые меры имели мало общего с этими благородными соображениями. Общины удовольствовались решениями об удалении Алисы Перрерс, о замене нескольких высокопоставленных сановников и о предании суду, несмотря на яростное сопротивление Ланкастера, двух его приверженцев: Уильяма Латимера, чиновника ведомства королевского двора, и Ричарда Лайонса, крупного лондонского виноторговца, — оба были откупщиками налогов, взяточниками и мошенниками. Впрочем, едва гроза рассеялась, Джон Гонт снова забрал всю власть, позволил отцу вернуть любовницу, призвал изгнанников, заставил новую ассамблею, более податливую, аннулировать акты Доброго парламента и даже бросил в тюрьму самого смелого спикера общин, после того как вынес приговор епископу Уикхему, виновному в том, что поддержал требования Доброго парламента. Среди этих ничтожных интриг и завершилась некогда славная жизнь Эдуарда III. В январе 1377 г. король еще отметил пятидесятилетний юбилей своего царствования. Через пять месяцев он угас, почти забытый своими подданными.

Оставшиеся до совершеннолетия Ричарда II годы ожидались трудными. В окружении юного короля, едва достигшего Десяти лет, пересекались и сталкивались различные влияния: прежде всего здесь действовали советники Черного принца, совершенно естественным образом склонные властвовать именем его сына и наводнявшие королевский дворец; потом — принцесса Уэльская, законная опекунша суверена, но имевшая и других детей, алчных и жадных Холландов[77]; потом — епископы и клирики, с 1371 г. находившиеся в опале, но желавшие вновь попасть в милость в начале этого царствования; сверх того — лондонские горожане, расколотые на соперничающие группировки, но единые в своей враждебности к герцогу Ланкастеру после дела Латимера — Лайонса; наконец, сам Джон Гонт, который как старший из дядьев короля мог бы с полным правом требовать регентства, но чьи амбиции наталкивались на противодействие слишком многих влиятельных людей; фактически отстраненный от власти, он в первые годы царствования сыграет лишь не очень определенную и, по-видимому, второстепенную роль. Чтобы надежнее перекрыть ему дорогу, его не стали назначать регентом; некое примирение партий произошло в форме создания при парламенте исполнительного совета из дюжины членов, дважды обновлявшегося, куда вошли прелаты, бароны, баннереты и рыцари, но откуда были исключены горожане. Этот совет должен был поддерживать порядок, энергично разжигать войну против Валуа и в изобилии находить для нее ресурсы.

В решении всех этих задач избранный совет оказался несостоятельным и тем самым заодно дискредитировал парламент: ведь тот назначил его членов и одобрил его политику. Постоянно нуждаясь в деньгах и извлекая мало прибыли из налогов на движимое имущество, взимавшихся до сих пор, в 1379 г. парламент вотировал подушную подать, или poll tax, которая принесла ему посредственный доход и уже изрядную непопулярность. В последние месяцы 1380 г. надо было оплатить высокие затраты на экспедицию Бекингема, подготовить корпус, который Кембридж собирался вести в Португалию, и наконец предусмотреть расходы на свадьбу короля: ведь Анна Чешская прибудет без приданого, а немецких и чешских рыцарей из свиты Вацлава надо было щедро одарить подарками и пенсионами. Новый парламент, новая подушная подать, которую в принципе должны были платить все подданные короля, кроме неимущих, согласно норме, варьировавшейся в зависимости от состояния и общественного ранга, но жестоко ударявшая по самым бедным и по сельским общинам, несшим круговую ответственность за выплату субсидии. Поскольку в начале сбора имели место массовые уклонения от уплаты, в юго-восточные графства были отправлены комиссары для строгого учета податных людей и сурового взыскания денег.

Этот акт стал сигналом к началу ужасной «жакерии», почти одновременная вспышка которой к северу, к востоку и к югу от Лондона в конце мая 1381 г. и быстрое распространение к юго-западу и к центру страны заставляют предположить существование некоего заговора, некоего тайного общества, в назначенный момент отдавшего приказы; но этому нет доказательств. Французские историки ошибочно говорят о «восстании трудящихся», в котором будто бы сразу приняли участие ремесленники городов; в действительности это было крестьянское восстание, по крайней мере на первых порах. Поначалу оно было направлено против комиссий фискальных агентов, которые составляли налоговые списки для сбора подушной подати и требовали выплат по ним; членов этих комиссий убивали, их бумаги жгли, сборщиков обирали. Потом гнев крестьян обратился на сеньоров, особенно на богатые аббатства, которые всегда так спешили требовать положенное и, особенно после чумы, старались оставлять держателей на положении подневольных вилланов или, во всяком случае, требовать от них максимума отработок. Монастыри грабили, их архивы жгли, запугиванием и силой выбивали индивидуальные или коллективные хартии об освобождении, «вольные». Наконец из Кента, где собирались силы восставших, повстанцы обрушились на правительство, на горожан, на всех богачей и на всех власть имущих. Они взяли штурмом Тауэр — юный суверен оттуда вовремя бежал, но в руки им попали Саймон Седбери, канцлер и архиепископ Кентерберийский, и казначей Роберт Хелз. Они ворвались в лондонское Сити по плохо охраняемому мосту, громили дома и лавки иностранных купцов, которые, по общему мнению, наживались за счет народа и выкачивали из королевства все богатства; наконец, они сожгли прекрасный манор Савой, имение герцога Ланкастера, который, зная, что бунт направлен непосредственно против него, нашел надежное убежище в Шотландии[78].