— Чего ломишься? — неприветливо сказала старуха в черном, несмотря на жару платке. — В похоронное бюро они поехали.

— А когда будут? — как можно вежливей спросил Байдашев.

— Когда надо, тогда и будут, — буркнула соседка Толоконниковых. — Ты, парень, должон понимать, какие у людей теперь хлопоты. Покойника одеть-обуть надо, да продуктов купить, на поминки. У Васьки-то и костюма приличного не было. Кто ж знал, что он так рано помрет?

— Его убили, — машинально поправил Байдашев.

— Заслужил, значит, — поджала губы старуха. — Нечего со всякой швалью связываться.

— Вы кого-то конкретно имеете в виду? — с надеждой спросил Байдашев.

— Я по гаражам не шатаюсь, — отрезала вредная бабка.

Байдашев отступил. К Толоконниковым он наведался вновь уже после семи. На лавочке у подъезда сидела все та же старуха, рядом с ней две женщины, помоложе.

— Татьяна, к тебе, — повернулась старуха к дородной женщине лет пятидесяти пяти, тоже в черном платке. Байдашев понял, что это и есть вдова Толоконникова.

— Чего надо? — неприветливо спросила она. — Из милиции что ли?

Толоконникова по старинке называла полицию милицией и не расположена была к беседе. Байдашев собрал лицо в приветливой улыбке, всем своим видом излучая добродушие:

— Ну что вы. Я из банка.

— Это из какого? — насторожилась старуха.

— Из «Счастливого».

— Говно банк, — вредная соседка Толоконниковой поправила черный платок на голове. — Комиссию дерут, а толку нет.

— Мы хотели оказать вам, Татьяна Васильевна, материальную помощь в связи со смертью вашего супруга, — Байдашев решил быть стойким.

— Вы-то тут причем? — удивленно спросила Толоконникова. Но после слов «материальная помощь» уже заметно мягче.

— Мы занимаемся благотворительностью. Помогаем малоимущим. К нам поступили сведения…

— Ну, Шурка, ну молодец! А я-то думала, пустышка, как и все.

— Какая Шурка? — насторожился Байдашев.

— Да Зиненко. Закадычная Светкина подружка. Они же хоть и дальняя, но родня.

— Света — это ваша дочь?

— А кто ж?

«Значит, они подруги», — мысленно возликовал Байдашев. «Вот она, ниточка».

— Простите, я не сразу понял, о какой Светлане идет речь. А она сейчас дома?

— А где ж? Отец в морге, а она дома. Не время по подружкам шастать, да по кабакам, — и Толоконникова посмотрела на соседку. Та одобрительно кивнула головой.

— Можно мне с ней поговорить? Надо кое-что уточнить, — важно сказал Байдашев. — Чтобы определить размеры материальной помощи.

— Что ж, заходи, — Толоконникова встала.

Светлана Толоконникова оказалась вертлявой худющей девицей с наглыми глазами. Так что Байдашев про кабаки поверил сразу. Увидев не старого еще мужчину, Светлана заложила ногу на ногу, так, что полы ситцевого халатика задрались, оголяя тощие бедра. Наглые глаза цвета плесени на засохшей сырной корке ощупали Байдашева с ног до головы, от носков потрепанных кроссовок до макушки. Осмотром Светлана осталась довольна. Видимо, уловила запах дорогого одеколона.

— Чего хотели, мужчина? — весело спросила она.

— Из банка это, — Толоконникова уселась на табурет, давая понять, что уходить не собирается.

— Из какого еще банка? — насторожилась Света.

— Из «Счастливого».

Байдашев заметил, как дернулся глаз, подведенный темно-зеленым карандашом.

— А я тут причем? — агрессивно спросила Светлана.

— Вы дружите с Шурочкой Зиненко, — намекнул Байдашев.

— Ну и что? Я со всеми дружу!

— Вы ей звонили в понедельник? Может, по вайберу переписывались, по вотсапу.

— А я что, помню?

— Можно взглянуть на ваш телефон?

Светлана дернулась, но Байдашев ее опередил. Молниеносным движением он схватил со стола смарфон.

— Вы что творите?! — вскочила Светлана. Ее мать тоже поднялась с табуретки.

Обе женщины, одна толстая, другая худющая, были выше Байдашева, и он проворно отступил к двери. Откуда рявкнул:

— А ну назад, дуры! Я из ФСБ! В тюрьму захотели?!

Испугались обе, и мать, и дочь. Татьяна из страха перед тем, о чем имела смутное представление, за Светой, похоже, имелись грехи.

— А я что? Я ничего, — пролепетала она. — Я ничего не делала.

Байдашев открыл вотсап в ее телефоне и нашел переписку с Шурочкой Зиненко. С досадой увидел, что с понедельника подружки накидали друг другу чуть ли не «Войну и мир». Вот о чем могут целыми днями писать друг другу две курицы, у которых событий в жизни — с гулькин нос?

Байдашев нетерпеливо скролил переписку, добираясь до понедельника. Наконец, он нашел то, что искал.

Папка мне звонил. Ищут его, — это Светлана.

Господи, кто?! — Шурочка Зиненко.

Какой-то тип. Вроде москвач.

Хочет чего?

Из банка. Насчет ключей которые папка делал. Ты скажи ему.

А он тут причем?

Так ведь это ты мастера искала

Никого я не искала

Че то я не поняла?

Ну был разговор. Так это когда!

Так тебе не интересно?

Не-а.

Слушай, ты меня можешь с собой на турбазу взять?

Интересно как?

Твои то едут

Так ведь это Нинка устроила!..

Дальше начиналась переписка двух недалеких девиц, одна из которых явно была обижена. Шурочка юлила, ссориться с подружкой не хотела, но и брать ее с собой не хотела. Отговаривалась тем, что в ее домике места нет, да и в машине Боброва, на которой она поедет на турбазу, тоже. Это Байдашеву уже было не интересно. И он переключился на Светлану:

— Почему отец тебе позвонил?

— Пьяный был. Сказал, страшно ему.

— Но почему тебе?

— А кому? Мамка, вон, трубку не брала, — Светлана кивнула на притихшую мать.

— Какие дела у тебя были с Шурочкой Зиненко?

— Да подружки мы! Я на турбазу хочу! Там шикарно! И мужиков много! Что ей, жалко?

— Кого ты имела в виду, когда написала «скажи ему»?

— Шурка меня как-то спросила, может ли мой отец сделать дубликаты ключей для одного человека.

— Что за человек?

— Я-то откуда знаю?

— Парень ее?

— Может, и парень. Ну не знаю я, — взмолилась Светлана. — Я у папки спросила: можешь сделать ключи? Он сказал, что проще пареной репы.