«У него под костюмом власяница», — фантазировал Бобров, проходя мимо круглосуточного супермаркета. «Купить что-нибудь? Может, торт к чаю?»

Он зашел и в самом деле купил торт. А еще пакет апельсинового сока. Мартин тоже жил в центре, поближе к банку, в котором работал, а центр Чацка был таким же маленьким, как и он сам. Бобров дошел до дома, в котором жил Мартин, минут за десять, не считая времени, проведенного за покупкой торта.

Дом был не новый, и не старый, пожалуй, лучший в Чацке. Здесь были просторные квартиры с хорошими планировками. Его построили, когда закончился кризис девяностых, и по всей стране начался строительный бум. Не обошел он стороной и Чацк. Мартин тогда работал в другом банке, который вскоре лег. А Мартин купил квартиру в новом доме. В банке все знали, где он живет, хотя никто ни разу не был у него в гостях. Бобров тоже не пошел бы, не получи он персональное приглашение от самого Мартина.

Волнуясь, он пешком поднялся на третий этаж. Подумал: «А не поздно я?» — после чего позвонил в дверь.

Там, за дверью, было тихо. Бобров стоял, переминаясь с ноги на ногу и по-прежнему волнуясь. Он подумал, было, что Мартин спит. Но за дверью вдруг раздались шаги. Они были какие-то странные, словно человек на каждом шагу спотыкался. У двери шаги затихли. Бобров подумал и позвонил еще раз.

— Кто? — спросил из-за двери Мартин.

Голос тоже был странный. Тусклый, безжизненный, словно бы Мартин говорил с усилием.

«Неужели он заболел?!» — ужаснулся Бобров.

— Это я, — глупо сказал он. — Андрей Бобров. Я хотел вам рассказать о том, как и за что меня били.

И дверь открылась. Мартин стоял, глядя в одну точку. Бобров не сразу понял, что с ним. Наконец, хозяин молча посторонился и неверной походкой двинулся обратно в гостиную. Так ничего и не сказав. Бобров, поразмыслив, разулся и пошел следом.

Воздух в квартире был спертый, хотя сама квартира хороша. Но в ней давно уже не прибирались, видно было, как безразлично хозяину, в каких условиях он живет. И давно уже безразлично. У стены в гостиной стоял огромный разобранный диван, постельное белье было несвежее, тарелка с остатками еды осталась в складках одеяла. Бобров заметил на низком журнальном столике подле дивана почти пустую бутылку коньяка.

Он, как дурак, замер на пороге со своим тортом. Мартин прошаркал к дивану и, повалившись на него, потянулся к бутылке. Бобров с ужасом смотрел, как Мартин выливает остатки коньяка в стакан и жадно пьет.

«А ты приди к нему вечером домой», — вдруг вспомнил он слова Квашнина. «Поздно вечером. И если он тебе откроет…»

Бобров понял, что ему сегодня чудовищно не повезло. Мартин ему почему-то открыл, хотя обычно он этого не делал. И его тайна, как оказалось неприглядная, для всех оставалась тайной. Этот умнейший, трудолюбивый, талантливый человек каждый вечер напивался в полном одиночестве до потери сознания. Его давно уже ничего не интересовало, кроме коньяка.

«Так вот в какой мир он каждый вечер перемещается», — с ужасом подумал Бобров. «Туда, где нет ни любви, ни жалости, ни сострадания, ни каких-либо других чувств. Полное отупение, а потом забвение». Он понял, что Мартин пьет, пока не отключится.

Он подошел к дивану, на котором навзничь лежал Мартин, положил на журнальный столик торт, поставил пакет сока и присел на корточки. Мартин поднял голову и посмотрел на него стеклянными глазами.

— Бобров… — еле выдавил он. — Хороший… ты… парень…

«Он меня узнал!» — затеплилась надежда у Боброва. — «Может, он не так уж и пьян? И нам удастся поговорить?».

— Там… — Мартин глазами указал под стол. Бобров нагнулся и увидел стоящие в ряд бутылки коньяка. Он пришел в ужас. Коньяк был дорогой, видимо, Мартин мог себе это позволить. Но судя по количеству, он решил себя медленно убить. — Налей… — проскрипел Мартин. — Мне и… себе.

Бобров оглянулся в поисках второго стакана. На пыльной полке в модной когда-то импортной стенке стояли такие же пыльные бокалы, стаканы, рюмки… И ни одной чайной чашки или тарелки.

«И в самом деле, что ли напиться?» — мрачно подумал Бобров, идя за стаканом. — «Может, легче будет?». И он принялся лить в стаканы коньяк.

— Хватит? — он вопросительно посмотрел на Мартина. Тот молчал. Бобров замер с бутылкой в руке.

— Стакан сам скажет, когда, — неожиданно четко и ясно сказал Мартин, и Бобров его понял. Налил по полной.

— Пей, — велел ему Мартин. — У тебя в сердце червяк, мальчик. Значит, ты хочешь много коньяка. А это Martel под маркой VSOP, настоящий, строгий, старый коньяк. Пей!

Бобров выпил залпом. Ему было горько. Он понял, что в сердце у Мартина когда-то давно завелся точь-в-точь такой же червяк. И съел его, это сердце. Теперь он растет, постепенно пожирая самого Мартина, для которого жизнь со всеми ее радостями и горестями давно уже безразлична. Каждый день он идет в банк, думая о том моменте, когда окажется дома, один, и нальет себе первый стакан.

Удивительно, что голова у Мартина по-прежнему ясная, и он справляется со своей работой… Хотя… Какая там работа, господи! Провинциальный филиал заштатного банка!

— Почему вы не уехали в Москву, Мартин? — требовательно спросил Бобров.

Вместо ответа Мартин стал пить коньяк. Он пил его, как воду, почти уже не пьянея.

— Потому что я не верю… — услышал, наконец, Бобров. — Не верю больше в людей… Ни во что. Только деньги, везде деньги… Я лучше умру, чем продамся.

— Я пришел к вам, чтобы поговорить об убийстве, — заикнулся, было, Бобров.

— Пей! — велел ему Мартин.

Бобров в отчаянии подумал, что не сможет этому помешать. Он пришел слишком поздно. Мартин вот-вот отключится.

— Мартин, кто вор? — он попытался заглянуть в стеклянные глаза, который были днем пронзительно-голубыми. А сейчас похожи на донышко бутылки, где скопился винный осадок.

— Вор… — простонал Мартин. — Тоже вариант… Я тоже… вор… Чем я лучше?

— Я не понял. Вы в сговоре что ли? Он вам платит?

Мартин глазами показал на бутылку.

— Нет! — проворно схватил ее Бобров. — Вы должны мне сказать!

— Сам… догадайся… — и Мартин откинулся на подушку.

Бобров услышал, как он захрапел. И почувствовал, как заныло сердце, словно бы в него и, правда, вгрызался червяк. Против этого было только одно средство. Бобров с тоской подумал об Осиной таблетке, лежащей в коробке из-под леденцов и завернутой в отдельную бумажку. Он смотрел на Мартина и видел себя. Черт возьми! Они ведь даже тезки! Бобров вспомнил, что Мартина зовут Андрей Борисович.

Два Андрея. У него, у Боброва, как и у Мартина, есть выбор. Надо бороться. И Бобров с ненавистью выпил свой коньяк. Раз вечер все равно пропал, пусть уж по телу растечется это успокаивающее тепло. А за спиной вырастут крылья. Он на какое-то время, пока действует спиртное, почувствует себя великаном. А его ветряные мельницы сделаются игрушечными. Он легко раздавит их ногой, и погрузится в эйфорию.