У самого леса она остановилась и спросила:

– Куда мы идем?

– Не знаю. Куда хочешь.

Тогда Полли сказала, что хочет посмотреть то место, где они с Саймоном в прошлом году разбили лагерь. Вообще-то они с Клэри уже ходили туда на Пасху собирать примулы, но Полли решила не упоминать об этом. Как странно: когда хочешь сохранить с кем-то хорошие отношения, начинаешь потихоньку кое о чем умалчивать – совсем как ее родители друг с другом, хотя их обоих это, кажется, устраивает. Правда, ей не хотелось так обращаться с Кристофером, ведь она испытывала к нему большое уважение… В итоге Полли как бы невзначай упомянула, что вроде уже была там на Пасху, только он шел впереди и, наверное, не слышал. Ну и пусть, ведь она призналась – значит, совесть ее чиста.

Когда они добрались до места, от лагеря и следов не осталось – разве что горелые палки и земля, выжженная огнем. Кристоферу было явно не по себе, и он предложил прогуляться дальше.

– К пруду, – уточнил он.

Однако у пруда, блестевшего в лучах вечернего солнца, словно патока, и источавшего болотистый, немного зловещий запах, Полли обнаружила, что, сидя на берегу, разговор начинать не менее трудно, чем на ходу. Кристофер сел на землю, обхватив колени длинными, костлявыми руками, и молча уставился на воду. Полли искоса наблюдала за его прыгающим кадыком. Спросить про пленных или он разозлится? Однако тут Кристофер внезапно нарушил молчание.

– Больше всего бесит, что я все время должен быть против! Когда ты в меньшинстве, иначе не получается. Я не могу быть за мир, так что приходится быть против войны и иметь дело с людьми, для которых я – трус. И не только это! – воскликнул он, как будто она ему напомнила. – Люди, которые считают войну правильным делом…

– Они так не считают!

– Ну, неизбежным, необходимым! Неважно, главное – им позволено морализаторствовать. Видите ли, они все такие принципиальные, целостные и тому подобное. А мы против войны якобы потому, что боимся – вдруг на нас упадет бомба, или мы не выносим вида крови…

– Но ведь не все такие…

– Давай, назови мне хоть одного человека, который так не думает!

– Я, например. То есть я с тобой не согласна, но я понимаю…

– А почему ты со мной не согласна?!

Полли всерьез задумалась.

– Потому что я не вижу другого выхода. Я не знаю, когда все это началось, но теперь поздно спохватываться – процесс уже запущен, и нужно с этим как-то разбираться – с Гитлером то есть. Словами его не остановить, так что у нас нет сознательного выбора, как ты утверждаешь. Нам приходится выбирать из двух не самых лучших вариантов.

– И каких же?

Стараясь не обращать внимания на его враждебный тон, Полли ответила:

– Воевать, как сейчас, или позволить Гитлеру захватить мир.

– Ты говоришь в точности как все!

На глаза навернулись слезы.

– Ты сам спросил. – Она решила уйти, но с достоинством. – Мне пора возвращаться к Уиллсу – я обещала маме покормить его и искупать.

Уже скрывшись из вида, Полли услышала сзади невнятное восклицание и остановилась.

– Чего? – крикнула она.

– Я сказал – прости!

– А… Ладно.

Однако в глубине души Полли ощущала, что ничего не «ладно»: ей не удалось спокойно обсудить разногласия с двумя очень важными для нее людьми. И хотя она зачастую с презрением наблюдала, как ее родители и их сверстники говорят друг другу совсем не то, что думают, где-то на задворках сознания постепенно зарождалась неприятная мысль: а что, если взаимный обман, секреты, утаивания – неотъемлемая часть человеческих отношений? Если так, то у нее, похоже, с ними не сложится…

Однако в Грушевом коттедже с «человеческими отношениями» все обстояло еще хуже: Лидия скандалила с матерью, которая отчего-то злилась сильнее, чем того предполагал заявленный повод (как и многие взрослые).

– А что я поделаю – ты сама спросила: «Правда же, будет здорово?», вот я и отвечаю – нет, неправда!

– Тебе же нравилось с ней играть!

– Нет, – ответила Лидия, задумчиво подбирая выражение. – Не нравилось, я ее просто терпела.

– Не понимаю, чем она тебе не угодила!

– А тебе бы понравилось водиться с воображалой, которая строит из себя паиньку и вечно хвастается подружками с бассейнами, а потом крадет чужой одеколон и мажет им свои прыщи? К тому же у нее изо рта воняет! – добавила Лидия. – Если уж мириться с дурным запахом изо рта, то я бы предпочла кого поинтереснее, например тигра!

– Так, все! Хватит! Не желаю больше слышать ни слова о Джуди!

– Я тоже!

И так далее…

Полли взяла Уиллса на руки. Он заморгал ресничками и заговорщицки улыбнулся.

– Лидия! Вон из комнаты! Я кому сказала! Сейчас же!

После ее ухода тетя Вилли раздраженно пробормотала:

– Джессика может приехать в любое другое время! Маме вообще все равно, когда мы ее навещаем, – она нас даже не узнает! Нет, ее просто бесит, что ее друзья приезжают сюда без нее!

Сибил, к которой относились эти фразы, оторвалась от глажки штанишек Уиллса и ответила:

– Может, просто в эти выходные удобнее Реймонду? Полли, если ты собралась купать Уиллса, иди, не задерживайся.

Будь Полли моложе, она бы подчинилась неохотно, поскольку взрослые явно затевали очень интересный разговор. Теперь же она лишь изобразила неохоту – пусть не думают, что человеком можно запросто помыкать! На самом деле она понимала, что разговор будет все такой же скучный, только по-другому. В приватных беседах за закрытыми дверями менялась не тема, а чувства говорящих, которые, по какой-то непонятной причине, нужно скрывать от детей. С Уиллсом гораздо лучше, хоть он и сразу дал понять, что не желает мыться: сорвал с себя одежду и побросал в ванну, потом залез на сиденье унитаза и спустил воду. Выудив из ванны крошечные серые носки, комбинезончик (карманы которого оказались набиты шишками и мамиными заколками), рубашку и сандалики, она попыталась перенести туда Уиллса, однако он поджал ноги и обхватил ее шею ручонками, словно клещами.

– Неть! – завопил он. – Грязный! Уиллс грязный!

Изо рта у него пахло карамельками.

– Никачу ванну, – объяснил он спокойнее. В конце концов ей пришлось лезть в ванну самой и мыть его по частям, исподтишка, пока он сидел, погруженный в раздумья, периодически ударяя ладошкой по воде и чуть не ослепляя Полли. Потом, когда они вытирались, Уиллс заставил ее петь колыбельную десять раз подряд. К тому времени, когда мать принесла ему ужин, Полли окончательно вымоталась.

– Мам, кто приезжает на выходные?

– Какие-то музыканты, друзья Джессики и Вилли по фамилии Клаттерворты. Кажется, его зовут Лоренцо, а ее – не знаю.