– Я понимаю. Не спеши, у тебя еще есть время. А пока можно подумать, как лучше подготовиться к принятию решения.

– Наверное, придется делать какую-нибудь военную работу.

Мисс Миллимент вздохнула.

– Возможно. Мне всегда казалось, что из тебя выйдет отличная медсестра, а Клэри поступит на вспомогательную службу – для нее это будет приключение.

– Из меня выйдет никчемная медсестра – я недостаточно объективна! Я буду только жалеть бедных раненых вместо того, чтобы им помогать.

– Милая Полли, я же не сказала, что ты прямо обязательно будешь медсестрой – просто могла бы… В любом случае тебе еще рано поступать на курсы, и до университета целых три года. С другой стороны, если ты поступишь, то получишь отсрочку от военной службы до конца обучения. Может, обсудим перспективы с твоим отцом?

Однако папа заявил, что не видит в этом ни малейшего смысла.

– Дочь – синий чулок! – воскликнул он. – Этак скоро я и знать-то не буду, о чем с тобой говорить! Я бы предпочел, чтобы ты осталась дома, в безопасности.

Это, конечно, успокаивало, но никак не помогало в выборе.

– Наверное, было бы интересно, – одобрила Клэри идею университета.

– Мисс Миллимент считает, что ты тоже должна поступать.

– Правда? Ей так надоело нас учить?

– Вряд ли – она сказала, что нам предстоят еще годы упорной работы.

– М-м. А почему ты не хочешь?

Полли задумалась.

– Мне кажется, я недостойна, – сказала она наконец. – Наверняка там учатся одни мальчики и несколько ужасно умных девушек. Я буду чувствовать себя хуже других.

– Ой, да ладно тебе! Просто время такое.

– Какое такое?

– Ну, ты знаешь! День за днем тянутся бесконечной чередой…

– Монотонно?

– Да! Каждый день происходят ужасные вещи, а тебе приходится вставать, чистить зубы – с тобой-то ничего не происходит. Кажется, пройдет целый век, прежде чем мы повзрослеем и начнем делать то, что хотим. К тому же еще все эти секреты…

– Например?

– Ну, всякое такое, чего нам не говорят. – Она передразнила: – «Потому что мы еще слишком малы». Мой отец пропал без вести – я уже достаточно взрослая для понимания этого факта – а значит, и для всего остального.

По щекам у нее катились слезы, но она их не замечала.

– Зоуи думает, что он погиб, – сдалась окончательно. Знаешь, как я поняла? Она совсем перестала следить за собой. А все остальные перестали о нем разговаривать. Когда о чем-то переживаешь, казалось бы, об этом хочется говорить – только не в нашей семейке страусов.

– Можешь поговорить о нем со мной, – предложила Полли, хотя в глубине души она этого боялась. Клэри нарисовала карту северного побережья Франции, начиная с Сент-Валери, где ее отец в последний раз сошел на берег, и продолжая на запад через Нормандию и Бретань до Бискайского залива. Прикрепив рисунок к старому пробковому коврику, она каждый день отмечала на нем воображаемые передвижения отца и увлеченно пересказывала их по ночам в виде бесконечного сериала. Ее знания о Франции ограничивались «Алым первоцветом», «Повестью о двух городах» и историческим романом Конан Дойля «Гугеноты». Немцы превратились в республиканцев, а французы – в подпольную сеть, помогающую аристократу воссоединиться со своей семьей в Англии. Эти храбрые и верные люди передавали его с рук на руки вдоль побережья. По пути ему приходилось выбираться из разных трудных ситуаций, и в конце концов он застревал на пару недель в какой-нибудь деревне. Это случалось все чаще и чаще, и Полли догадалась, что Клэри не хочет «довести» его до западного побережья – ведь тогда ему нужно будет отправляться домой. Поскольку он в молодости, еще до первого брака, обучался во Франции, у него отличный французский, и он легко сойдет за местного, считала Клэри. Он планировал достать рыбацкую лодку и доплыть до Нормандских островов, однако немцы добрались туда раньше его. Как-то раз он чуть не сгорел в сарае, где его укрывали. Потом два дня ехал на стареньком велосипеде, увешанном связками лука (она видела такое в Лондоне). Его целый день прятали в телеге под мешками рыбных удобрений («Они же все рыбаки и фермеры, значит, используют рыбные кости, головы и все такое), и он ужасно вонял; хозяева забрали всю его одежду постирать, и ему пришлось ужинать, завернувшись в одеяло. От военной формы он, разумеется, давно избавился: обменял свои золотые часы на полный комплект французской одежды. Иногда кормился чем Бог пошлет: ел яблоки в садах (Полли удержалась от комментария, что они еще не созрели) и даже крал яйца у кур. «И коров доил!» – с энтузиазмом поддержала ее Полли, но Клэри возразила, что он не любит молоко. Добрые люди часто давали ему глотнуть бренди из фляжек, которые всегда носили с собой, и угощали «Голуазом» – к счастью, его любимые сигареты. Однажды ночью он простудился, переплывая Сену в широком месте, но старая добрая женщина – пастушка – подобрала его и вылечила. Она так приструнила немцев, что они боятся сунуться к ней на ферму.

Две-три ночи в неделю Полли выслушивала приключенческую сагу, исход которой не имел значения, судя по настрою рассказчицы. И хотя она частенько увлекалась сюжетной линией, в ее фантазии все-таки не верила. В глубине души она считала так же, как и вся семья, что дядя Руперт погиб. Ведь если его взяли в плен (эту версию поддерживала лишь бабушка), тогда почему же им не сообщили?

Даже когда по радио передали, что немцы торпедировали французский корабль в Ла-Манше и жертв, по всей вероятности, насчитывается четыреста человек, новости не произвели на Клэри должного впечатления (хотя Полли одновременно опасалась реакции и надеялась на какой-то сдвиг в ее сознании).

– Это всего лишь доказывает, что там есть французские корабли. Однажды папа сможет сесть на один из них. Вполне логично, – добавила она, начисто игнорируя возможность того, что ее отец мог оказаться на том самом корабле.

Медленно ползли дни. Воздушные бои продолжались, и теперь уже Тедди с Саймоном, приехав на каникулы, носились по округе на велосипедах в надежде поймать немцев в плен. Когда это вскрылось, им недвусмысленно запретили подобные развлечения, однако Тедди обошел запрет и подлизался к полковнику Форбсу. Тот, всецело одобряя его рвение, давал ему безопасные задания, требующие физических усилий. Саймон, ростом догнавший мать, весь в прыщах, не подошел по возрасту, и это больно задело его чувства (сильнее, чем он показывал) и, что хуже всего, заставило болтаться без дела. Эту проблему ловко разрешил отец, выдав ему старенький приемник: «Если сможешь починить, он твой». Так что в итоге и у Саймона все наладилось, неприязненно думала Полли. Где же, образно выражаясь, ее «приемник»? Лидия с Невиллом снова поладили. В последнее время они служили «пациентами» на курсах первой помощи, которые вела тетя Вилли: смирно лежали на столах, а деревенские тетушки осторожно обматывали их конечности километрами бинтов. В свободное время они часами играли в стареньком, заброшенном авто – самой первой машине Брига. Когда эвакуировали детский приют, ее вытащили из гаража и оставили на поле, где она медленно и величественно оседала на землю. Когда-то и ей было весело, печально думала Полли. Теперь же она либо слишком взрослая, либо слишком маленькая для всего на свете.