– По-разному, – ответил доктор. – Бывает так, а бывает и этак. В полном соответствии с диалектическим материализмом.

– Впервые вижу материалиста, который тащится от романов ужасов.

– Просто ты никогда не давал себе труда приглядываться к тем, кого сажал. Материализм – отличная штука, очень функциональная, но иногда от него становится так скучно, что блевать тянет. Вот возьмем, к примеру, тебя… Ты не против?

– Отчего же, – Губанов пожал плечами, – валяй. Только вскрывать меня для наглядности не надо.

– Это как получится. – Маслов положил книгу на диван обложкой кверху, потянулся за банкой и поставил ее к себе на колени, придерживая одной рукой. Он курил жадными затяжками, словно год просидел без курева. – Итак, возьмем тебя. С позиций диалектического материализма все твои действия очень легко понять, оценить и разложить по полочкам. Но в свете всей этой философской зауми твое копошение и попытки захапать себе все, оставив остальных с носом, выглядят скучно и мелко. Мелко, скучно и недостойно, как засохшее дерьмо на овечьем хвосте. Повеситься можно от тоски, на тебя глядя… Зато если посмотреть на все это сквозь призму мистицизма, так сказать, получается очень таинственно и даже страшновато. Этакая, знаешь ли, демоническая личность с нечеловеческой психикой… Ты крещеный?

– Ты что, дурак? Мой папа был предгорсовета.

– Вот видишь. Хотя некоторые партийные боссы, которые поумнее, детишек своих втихаря крестили. Толку с этого, насколько я понимаю, было мало, но все-таки… Интересно, что будет, если побрызгать на тебя святой водой? Слушай, а вот когда, к примеру, ты проходишь мимо церкви, у тебя голова не болит? Не тошнит тебя, голоса не мерещатся?

Губанов вдруг рассмеялся с явным облегчением.

– Понял, – сказал он. – Ты же просто бухой в стельку, вот и все! А я-то думаю: что это с ним?

– Вот в этом и заключается главный недостаток материализма, – назидательно сказал Маслов и бросил окурок в банку. – Мы вечно пытаемся все упростить. По чердаку кто-то бродит – это просто дом дает усадку, говорит человек о чем-то помимо водки и баб – значит, он либо пьян, либо просто дурак… А может быть, я двое суток подряд молился. Может, мне видение было, может, я голос слышал?

– Ну и что же тебе сказал голос? – подавляя зевок, спросил Губанов. Доктор явно был пьян, хотя спиртным от него не пахло. Может быть, он тут от нечего делать на иглу подсел?

– Голос? – переспросил Маслов. – Он посоветовал сообщить тебе о том, что в моем распоряжении имеется одна бумага. Знаешь, когда австралийцы переслали мне проект, я не удержался и отксерил себе экземплярчик.., из чисто сентиментальных побуждений, поверь. Мне тогда и в голову не могло прийти, что он мне еще пригодится. Просто нравилось его разглядывать и воображать, как я тут буду всем заправлять.

– Черт возьми, – растерянно проговорил Губанов. – Да вы что, сговорились? Обалдели вы, что ли, или дихлофоса нанюхались?

– А кто еще? – живо заинтересовался Маслов. – Ах, да, конечно… Кацнельсон?

– Архитектор Кацнельсон потерял свои кальсоны, – рассеянно пробормотал Губанов. – Ну, хорошо. Ну, допустим, есть у тебя проект. Но объясни мне Христа ради, какого черта тебе от меня надо? Центр у тебя есть? Есть. Учти, что без меня ты бы до сих пор сидел в своем клоповнике и разнимал наполеонов с Марксами. Чем тебе плох этот центр? Двери без моторчика тебя не устраивают? Так они сто лет простоят и не сломаются, чем тебе плохо? А нужны тебе двери с моторчиком, установишь такие у себя дома и будешь балдеть. Аппаратура тайваньская вместо немецкой? Да тебе-то какая разница?! Главное, чтобы работала, а она работает, я сам проверял. Ну, какого рожна тебе надо?! Посадить меня хочешь? Посади, Серега, не стесняйся! Подумаешь, старая дружба. Ты ведь на нее уже наплевал, так пойди чуть дальше и посади меня. Останешься с голой ж.., на морозе и без своего центра, зато весь в белом. Этого тебе надо?

– Не ори, – спокойно сказал Маслов, закуривая очередную сигарету. – И нечего размахивать у меня перед носом старой дружбой. Не надо было водить меня за нос, не надо было втирать очки и пугать меня пистолетом. А теперь твои разговоры о дружбе, знаешь ли… Пошел ты к черту со своей дружбой, вот что я тебе скажу. За кого ты меня держишь? Кацнельсон ведь тебе наверняка уже сказал, что я брал у него проект, по которому ведется строительство. Так вот, у меня есть еще и калькулятор. Конечно, я не специалист, а от бухгалтерии у меня вообще скулы сводит, но примерную сумму я вычислил. Очень приблизительно, конечно, но.., вы с Кацнельсоном украли не меньше пятнадцати миллионов, а скорее всего, даже больше. И после этого ты затыкаешь мне рот семьюстами тысячами, как будто я попрошайка из пригородной электрички.

Он замолчал, ожесточенно пыхтя сигаретой и избегая смотреть на приятеля. Губанов озадаченно почесал бровь согнутым указательным пальцем. Он не ожидал такого организованного бунта на своем корабле и с трудом подавлял в себе желание просто достать пистолет и перестрелять всех к чертовой матери. Планы планами, мечты мечтами, а это дурацкое строительство мало-помалу превратилось в ужасную обузу. А если рвануть когти, проблема, куда пристроить спившуюся жену, отпадет сама собой. Пускай ее папашка пристраивает, тем более, что местечко для нее уже почти готово.

– Деньги, деньги, дребеденьги, – со вздохом сказал майор и тоже закурил. – Опять вы со своими деньгами… Ну, не могу я сейчас трогать счет, неужели непонятно?! Это же не кубышка, черт бы вас побрал… И потом, деньги надо зарабатывать, а вся твоя работа заключалась в том, что ты написал письмо в Сидней. Просто написал и взамен получил новейший медицинский центр в полное и безраздельное управление. А всю работу делали мы с Кацнельсоном. Ты просто лезешь ко мне в карман, Серега. Это ты понимаешь? Хорошо, я дам тебе миллион, подавись. Но это последняя цифра, понятно? Если ты еще раз заговоришь со мной о деньгах, здесь будет новый главврач, который никогда не бывал в Австралии и в глаза не видел никаких проектов. Профессора передерутся за эту должность, и ты это знаешь лучше меня. Они мне взяток на десять миллионов насуют… А тебя похоронят в фундаменте твоего любимого центра с дыркой в башке. Уволился, уехал, подвел своих товарищей, начальство… Тебя даже искать никто не станет.

…Когда он вышел на мраморное крыльцо, дождь уже кончился. Быстро темнело, и на шесте над крышей прорабской уже вспыхнул прожектор. Где-то в глубине восточного крыла стучал отбойный молоток и утробно выла шлифовальная машина, по освещенным неверным прыгающим светом переносных ламп окнам метались ломаные тени.

Огромный японский бульдозер стоял, по самые катки уйдя в жидкую глину, на его длинном капоте поблескивали капли воды, перемазанный глиной блестящий нож был высоко поднят. Возле трансформаторной будки копошился электрик. В зубах у него была зажата отвертка, что делало его похожим на пирата, идущего на абордаж.

«Абордаж, – подумал Губанов. – Меня взяли на абордаж, прямо как какой-нибудь нагруженный золотом галеон. До трюмов эти бандиты еще не добрались, но вот-вот доберутся. Пока что они на верхней палубе, размахивают саблями и орут: “Кошелек или жизнь!”, но скоро они опомнятся, и вот тогда станет по-настоящему весело. И еще эти двое, которых Маслов держит на четвертом этаже…»