Справедливости ради укажем на одно действительно великое деяние императрицы, о котором обычно мало говорится в учебниках истории. Речь идёт о начале создания в России системы народного просвещения.

Во второй половине 60-х годов XVIII века при дворе развернулась своего рода дискуссия о путях развития образования. Предлагалось два основных подхода — создание системы народных училищ на западный манер, где простолюдины не только получали бы знания, но и, «избавляясь от дикости», приобретали «добрые нравы», и создание народных школ с учётом национальных традиций образования. В итоге был принят компромиссный вариант. Указом от 7 сентября 1782 года в империи создавалась система народных школ, доступных представителям всех сословий (кроме крепостных). Важным моментом новой системы было введение единой программы обучения и методики преподавания. Для их разработки в Россию был приглашён Фёдор Янкович, фигура компромиссная и для западников, и для почвенников. С одной стороны, Янкович получил известность как один из лучших педагогов в Священной Римской империи и был рекомендован Екатерине венским двором, с другой — он был славянином (сербом) и православным.

В 1783 году в Петербурге было торжественно открыто Главное народное училище, образец для подобных заведений по всей империи. В 1786 году из него была выделена Учительская семинария, главной целью которой была подготовка педагогов для народных училищ.

Почему так важно подробное рассмотрение событий 1762 года? Потому что мотив оправдания сторонников Екатерины — переворот спас страну от надвигающейся катастрофы, вызванной деятельностью Петра Фёдоровича, — неоднократно воспроизводился в дальнейшем для оправдания гораздо более гнусных преступлений против законной власти российских государей и народа русского. Точно такими же словами любят оправдывать сторонники большевиков переворот 1917 года, — мол, только большевики спасли Россию от пропасти, куда её увлёк «прогнивший царский режим».{28} Екатерина и её сообщники недаром называли свой переворот громким словом «революция». Если приглядеться внимательнее, то мы увидим очень много общего в событиях 1762 и 1917 годов, только в первом случае революция была направлена против одного человека, а во втором — против всего государства. В борьбе за политическое влияние и власть Екатерина и её сторонники использовали недозволенные, смертельно опасные для всего государства в целом методы. Вольно или невольно открыв дорогу тёмным силам, обрушившим традиционный миропорядок.

6 ноября 1796 года императрица и самодержица всероссийская Екатерина Алексеевна встала, как обычно, рано. Привычно занялась утренним туалетом, скрылась в уборной. А дальше случилось то, о чём позднее напишет Пушкин:

В течение почти целых суток, лишённая возможности говорить, императрица ещё жила. Её тело лежало на полу (!), в комнате толпились придворные и сановники и, не стесняясь своей повелительницы, открыто обсуждали политические расклады нового царствования. О чём думала умирающая в это время? Вспоминала ли, как 34 года назад погиб её первый и законный супруг? Который принял свою смерть как христианин, исповедовавшись и причастившись. На страницах своих записок она обвиняла его в атеизме, но в действительности была таковой сама. Впрочем, нашёлся человек, который позаботился о её душе. «На рассвете, чрез 24 часа после удара, пошёл наследник в ту комнату, где лежало тело императрицы. Сделав вопрос докторам, имеют ли они надежду, и получа ответ, что никакой, он приказал позвать преосвященного Гавриила с духовенством читать глухую исповедь и причастить императрицу Святых Тайн, что и было исполнено», — записал очевидец.

По воле сына, императора Павла Петровича, останки его родителей — императора Петра III и императрицы Екатерины II — упокоились вместе, в одном склепе Петропавловского собора. Таким посмертным примирением завершив их семейную драму.

Столетие, которое началось с сыноубийственной драмы в царской семье, закончилось не менее трагически — сын принял участие в заговоре, который убил его отца. То, в чём Пётр некогда напрасно подозревал и обвинял своего сына, стало реальностью, и правнук первого императора заплатил за это жизнью и престолом. Может быть, именно об этом пытался предупредить призрак Петра, сказавший потомку столь любимые романистами слова: «Бедный, бедный Павел…»

Трагедия 11 марта 1801 года, как и предыдущие дворцовые перевороты, сопровождается мифологией, в которой можно увидеть знакомые черты — деспотичный и не вполне адекватный царь, бравые гвардейцы, желающие спасти Отечество, за их спинами угадывается привычная коварная фигура иностранного посла (в данном случае — английского), всё просто:

Однако отличия слишком велики, чтобы вписаться в привычную схему. Во-первых, как ни старались ошельмовать или оклеветать императора Павла Петровича, этого не получилось. В исторической традиции его фигура всегда оценивалась как минимум неоднозначно (в отличие от его отца — несчастного Петра III). Наряду с критической позицией существовала и объективная, и даже апологетическая. Далеко не все современники и историки оценивали его личность и деятельность на престоле как вредную или неадекватную. Многое из того, что начал делать этот государь получило продолжение в последующие царствования. Если голштинский след из русской традиции исчез практически полностью, то павловский, гатчинский, рыцарский остался и закрепился.

Во-вторых, на этот раз в результате переворота к власти пришёл человек, который и до того был официальным наследником престола, родной сын императора. Но при этом его роль в событиях весьма необычна. Во всех предшествующих случаях претендент на престол активно участвовал в смещении своего предшественника: Елизавета на санях во главе лейб-кампанцев, Екатерина в мундирном платье во главе своих полков, а здесь — «довольно плакать, ступайте царствовать!» — наследника чуть ли не силой заставляют принять корону. Даже в классической версии переворота Александр как бы вынесен за скобки — и заговор возник без его ведома, и активного участия он в нём не принимал…

В-третьих, это был переворот, осуществлённой узкой группой заговорщиков, без широкого привлечения вооружённых формирований (гвардии) и общества. Это Елизавета и Екатерина начали свои мятежи с визита в гвардейские казармы, Александр же вышел к гвардии уже императором.