Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же вышли из городских ворот, то при гробе остались только два дивизиона кирасир, которые провожали тело покойного до кладбища; остальные же войска выстроились на гласисе, где ими было сделано 36 пушечных выстрелов, в трёх промежутках 9 ружейных залпов. Тем церемониал кончился, и тело адмирала поставили в капеллу до отправления его в Россию. Я до сих пор не знал, что без Высочайшего разрешения не дозволено ввозить покойников в наши границы и, признаюсь, был очень встревожен, когда барон Мейендорф мне объявил об этом. Пока его депеша дойдёт в Петербург, пока там доложат и Высочайше разрешат, пока разрешение это придёт в Вену, пройдёт добрый месяц. Всё это время вдова адмирала с детьми должна проживать в Вене; а денег, как вам известно, адмирал не копил. Всё это, повторяю, меня очень встревожило, и я стал просить господина посланника, нельзя ли каким-нибудь образом умалить обыкновенный срок проживания в ожидании ответа из Петербурга на его представление. Барон Мейендорф мне ответил, что всё, что он может сделать при этих обстоятельствах, заключается в том, что он будет просить, чтобы из Петербурга разрешение на ввоз тела покойного адмирала в Россию отправили в Николаев, откуда пришлют или пароход в Галац, или же, если это найдут неудобным, разрешение; а мы между тем отправляемся отсюда на Дунай в Галац, откуда, если не найдём казённого парохода, а одно лишь разрешение, пойдём на пакетботе парохода «Пётр Великий» в Одессу, а уж оттуда препроводим покойного адмирала в Севастополь для окончательного предания земле.
Барон Мейендорф точно таким образом и поступил, и от 11 (23) его представление пошло в Петербург; но скоро ли оттуда пойдёт разрешение, предвидеть не могу».
Гроб с телом Лазарева был привезён в Севастополь, и «горько рыдая, Черноморцы опустили в могилу прах незабвенного адмирала», написал очевидец. Похоронили его в склепе, находившемся между фундаментами заложенного Владимирского собора, место для которого Михаил Петрович выбрал сам, но так и не успел начать строить.
…В сентябре 1867 года по инициативе учеников и соратников Михаила Петровича на средства, собранные среди офицеров флота, ему был открыт в Севастополе памятник (работы известного скульптора Н.С.Пименова) в виде бронзовой фигуры адмирала, установленной на гранитном постаменте. На открытии памятника контр-адмирал И.А.Шестаков произнёс проникновенную речь, преисполненную глубокой признательности М.П.Лазареву за его бескорыстное и беспредельно преданное служение Отечеству: «Снова любимый предстал перед нами, и мы, свидетели дел адмирала, стеклись у подножья этого памятника напомнить России о её достойном сыне и деятеле. Не гражданская доблесть, выказанная Михаилом Петровичем в молодых ещё годах, не Наваринский погром, в котором «Азов» стяжал память, достойную ревностного хранения, не эти случайности, достигнутые для озарения всякой жизни лучами известности, передают имя Михаила Петровича потомству. Труд упорный, неослабный, не утомлявшийся препятствиями, польза истинная, не доставляющая выгод труженику, безграничное усердие к обязанности, целая жизнь, отданная долгу, — вот из чего вылит этот знаменательный памятник».
Для моряков Черноморского флота утрата была тяжела и трагически символична: вместе со смертью Лазарева уходила эпоха легендарной славы и мощи парусного флота.
…А.П.Коновницын вспоминал: «В тот день, когда было получено в Лондоне известие из Вены о кончине Лазарева, мне случилось быть в большом английском обществе. Вдруг я заметил необыкновенное оживление, как будто радость, пили за здоровье друг друга и поздравляли с чем-то. Я хотел знать о причине этого движения; мне объявили о смерти русского адмирала Лазарева» [87].
Факт весьма красноречивый.
Только дезориентированный в мировой политике русский самодержец мог при таких настроениях думать, что в преддверии крупнейшего военного конфликта XIX столетия Англия, давний коварный и опасный недруг России, явится реальным её союзником, что с Англией возможно полюбовное соглашение!
Но: только застрявшая в эмпиреях своей имперской презрительной гордыни Англия позволяла себе роскошь не учесть, что дело русского адмирала Лазарева не умерло вместе с ним и что Россия способна дать миру «лазаревских птенцов» — Корнилова, Нахимова, Истомина, Бутакова и многих других, кто вскоре собьёт спесь с британцев на русских рубежах.
Вопрос о преемнике Лазарева был уже решён в Петербурге: по личному указанию Николая I им стал семидесятилетний генерал-лейтенант М.Б.Берх [88]. Князь Меншиков передал Корнилову это высочайшее повеление: «Вам предоставлено всё сдать Морицу Борисовичу Берху: никого другого на первое время мы придумать не могли», (sic!)
Что-то наподобие объяснения такого казуса можно найти в «Военной энциклопедии»: «На Корнилова уже смотрели как на главного начальника Черноморского флота, действительного преемника Лазарева; временное назначение адмирала Берха было лишь условным замещением вакантной должности главного командира из-за молодости самого Корнилова (выделено мной. — С. К.), сверстники коего были ещё капитанами 1-го ранга».
За неимением других точек зрения нам придётся смириться с этой «причиной», чтобы хоть как-то примириться со сложившимся положением дел.
Конечно же, у Берха было то преимущество, что он был намного старше сорокапятилетнего Корнилова, но… 70-летний директор черноморских маяков, инспектор корпуса штурманов и член Адмиралтейств-совета Мориц Борисович Берх никогда не командовал не только эскадрами, но вообще ни одним линейным кораблём (выделено мной. — С.К.) и именно ему доверили теперь Черноморский флот! «Поэтому оставление Берха во главе флота возлагало на Корнилова всю нравственную тяжесть ответственности за боевую готовность флота, не давая ему фактически никаких прав, так как он мог распорядиться лишь именем адмирала Берха», — пишет современник.
Для Корнилова, по профессиональной подготовке и опыту службы стоявшего на голову выше М.Б.Берха, нелегко было работать с новым командующим, который так же, как и предшественник Лазарева адмирал Грейг, больше заботился о личных интересах, чем боеспособности Черноморского флота. Вступив в должность главного командира флота, Берх в первом же своём обращении к начальнику Главного морского штаба князю Меншикову в марте 1851 года писал: «Осмелюсь испрашивать разрешения Вашей Светлости на поднятие существующего чину моему флага вице-адмирала с присвоением мне права на получение положенных морских столовых денег». Просьба М.Б.Берха была удовлетворена. Вскоре он получил чин вице-адмирала и морские столовые деньги, но от этого он не стал настоящим моряком, а Черноморский флот не приобрёл руководителя, достойного своего предшественника. И только благодаря неусыпным заботам начальника штаба Корнилова на Черноморском флоте продолжал поддерживаться образцовый порядок, установленный М.П.Лазаревым.
