– Ничего, – ответил Верховный, – главное, что этих солдат и офицеров не будет ни на Днепре, ни западнее его. А Харьков мы уж как-нибудь возьмем, тем более что, оказавшись в нашем глубоком тылу, немецкое командование само поймет необходимость капитуляции. А не поймет, так будет на ком отрабатывать новое вооружение и особо мощные боеприпасы…

6 июля 1942 года. Харьковская область, дорога Красноград – Карловка – Полтава. Командующий 1-й танковой армией вермахта генерал-полковник Эрвин Роммель

День этот для генерал-полковника Роммеля начался с суматошного выступления в поход. Вместо примерно сорока километров до линии фронта под Сахновщину, которые можно пройти в одну ночь и к рассвету быть готовым к прорыву, танковым и моторизованным дивизиям его армии, следуя приказу фюрера, предстояло пройти по дорогам больше двухсот километров в прямо противоположном направлении, чтобы вступить в бой с механизированными частями русских, прорвавшими фронт под Орлом и за сутки успевшими пробежать по дорогам до самых Сум.

Тут Роммелю оставалось лишь исходить черной завистью – его танки с бензиновыми двигателями имели вдвое меньшую дальность хода на одной заправке, чем русские дизельные базовые «тридцать четвертые» и новейшие «сорок вторые». Он никак не мог покрыть то же расстояние по дорогам меньше чем за два суточных перехода. Первый переход был рассчитан по запасам топлива до города Ахтырка, куда по железной дороге должны были быть заранее переброшены запасы горючего и смазочных масел. Одна заправка только боевого состава (танки, бронетранспортеры, артиллерийские тягачи, бронетранспортеры и грузовики с пехотой), четырех танковых и двух моторизованных дивизий вермахта составляла семьсот тонн этилированного 74-го бензина, а это – два эшелона, если бензин доставят в стандартных 25-тонных русских цистернах. Или четыре эшелона, в случае если топливо привезут к месту заправки в наиболее ходовой в немецкой армии таре – 200-литровых стальных бочках.

С учетом обоза, то есть грузовиков, перевозящих неприкосновенный запас топлива для ведения военных действий, второй боекомплект, запасы медикаментов, полевые кухни и прочая, прочая, прочая – это количество можно было смело увеличивать в полтора раза – до тысячи тонн бензина, которые должны были быть отправлены в бочках к месту промежуточной заправки шестью эшелонами.

На рассвете 6 июля Роммель знал, что первый эшелон уже прибыл на станцию, а еще два находились в пути, два – под погрузкой в Харькове. В общем, исходя из скорости перемещения моторизованных частей вермахта, его армия вполне укладывалась в график. Военная логистика у немцев была отработана прекрасно, и к лету сорок второго года сбоев она еще не давала.

Конечно, если русские танки не остановились бы в Сумах, а двинулись дальше, то все эти запасы попали бы прямо к ним в руки. Но Роммель не сомневался, что русский командующий не настолько безумен, чтобы идти навстречу его армии всего одним механизированным корпусом, не дождавшись резервов. Сегодня он вперед не пойдет, и завтра тоже, а послезавтра все уже решится во встречном танковом сражении, в котором победит сильнейший.

Да, Роммель знал, что танки с танками не воюют, но что было делать, если фюрер поставил ему именно такую задачу – разгромить и уничтожить сильнейшее подвижное соединение русских.

Русские танки действительно остановились в Сумах, не двинувшись ни на метр дальше. Но за час до намеченного срока выступления передовых частей 1-й танковой пришло известие, что появившиеся над этой Ахтыркой русские бомбардировщики, воспользовавшись слабым зенитным прикрытием станции, вдребезги разнесли и саму эту станцию, и уже находившийся на ней состав с топливом. Еще один состав был уничтожен русской авиацией на узловой станции Кириковка, от которой и начиналась тупиковая ветка в сторону Ахтырки. Обе станции были разрушены так основательно, что по отчету железнодорожников, на ремонтно-восстановительные работы могло потребоваться не менее двух суток.

Роммелю тут же пришлось все переигрывать, поскольку в обозе он вез только неприкосновенный запас топлива для ведения боевых действий. Ему пришлось задерживать уже готовые к выступлению части и, вспоминая опыт прошлого лета, брать на броню дополнительный запас бензина в стандартных канистрах по двадцать пять литров каждая. В результате выступить передовым частям доблестной 1-й танковой пришлось не в шесть часов утра, как планировалось, а где-то около девяти.

Вышедшие из районов сосредоточения танки, артиллерия и моторизованная пехота на бронетранспортерах и грузовиках лишилась плотного прикрытия стационарных зенитных батарей и утратила маскировку, обозначив себя на русских дорогах длинными пылевыми хвостами, которые тут же были замечены высотными русскими разведчиками, уже заработавшими себе у немецких солдат прозвище «стервятники». Уже с рассвета они появились над районом дислокации 1-й танковой армии.

Высокое синее небо, висящие в нем яркое солнце и блестящая точка высотного самолета-разведчика. А также морзянка его приемо-передающей станции, погребальным реквиемом звучащая в эфире… «замечен, оценен, приговорен».

Колонны, состоящие из танков и грузовиков, вытягивались из районов сосредоточения все дальше и дальше. Около десяти утра в воздухе над передовыми частями на бреющем полете появилась первая крупная группа из двух десятков «железных Густавов» (полк штурмовиков Ил-2), наводимых с высоты «стервятником». Они в один заход плотным огнем обстреляли грузовики с панцергренадерами, подожгли несколько машин и, развернувшись, легли на обратный курс, едва только немецкие зенитчики развернули и изготовили к бою свои «флакки» и «фирлинги».

Потом такие же «кусающие» налеты стали почти регулярными. Русские штурмовики всегда появлялись крупными группами, вели по колоннам танков и мотопехоты плотный пушечно-пулеметный огонь из штатного вооружения и подвесных контейнеров с дополнительными ШКАСами, и ретировались раньше, чем зенитчики успевали открыть по ним огонь. Доставалось не только грузовикам и открытым сверху бронетранспортерам, чья броня на коротких дистанциях к тому же не держала даже винтовочные пули, выпущенные из пулемета ШКАС. А снаряды авиационных пушек ВЯ-23 прошивали даже верхнюю броню немецких танков. Время от времени вспыхивали даже толстокожие «тройки» и «четверки». И все это происходило по причине перевозимых на броне канистр с бензином. Стоило всего одной русской зажигательной пуле пробить такую канистру – и до того момента, когда танк превратится в облако бензинового пламени, оставались считанные секунды. Но это было так, случайно, в основном же «железные Густавы» охотились за более легкой добычей – грузовиками и бронетранспортерами.

Пару раз над колоннами появилось и вовсе нечто несуразное. Уже год хорошо знакомые немцам пикировщики Пе-2, атаковавшие их с пологого пикирования, вместо обычного сброса бомб вдруг ощетинивались вспышками огня, словно на этой машине было установлено более десятка пулеметов и пушек. С расстояния чуть меньше километра такой «огнедышащий дракон» в течение секунды превращал в груду металлолома грузовики и бронетранспортеры, накрывал разбегающуюся во все стороны мотопехоту.

А ларчик открывался просто: вместо бомб под фюзеляжем «пешек» были подвешены по две реплики подвесных пулеметных контейнеров из будущего ГУВ-8700, и предназначались эти машины не для штурмовки колонн, а в основном для борьбы с плотными бомбардировочными формациями люфтваффе. К началу немецкого наступления экспериментальный полк не успел, 4-й воздушный флот громили и без него. Но затем, с началом «Большого Ориона», он вполне удачно поработал по наземным целям, транспортным колоннам и позициям зенитной артиллерии. Еще бы, каждую секунду один пикировщик выпускал четыреста пуль винтовочного калибра 7,62 мм и сто пуль калибра 12,7 мм. Действительно настоящий «дракон».