– Питер, – начала она наконец, – пойдем наверх.

Она сжала его ладонь в своих тонких холодных пальцах и повела по покрытой ковролином лестнице. Эти пальцы казались ему тонкими лапками лягушки, до которой он как-то дотрагивался в саду, – они были холодными, но живыми и вызывали сильное отвращение.

Они вошли в пустую гостиную и уселись на плюшевый диван у окна, лицом друг к другу. Несколько мгновений между ними висела неловкая тишина, потом губы экономки задрожали, взгляд дважды метнулся из стороны в сторону, затем она широко раскрыла глаза и уставилась на мальчика с видом пытливого ожидания.

– Питер, мальчик мой, – прошептала она, – тебе надо быть храбрым. – Она придвинулась и обняла его рукой за плечи, продолжая смотреть на него сбоку. – У меня есть для тебя печальная новость, Питер.

Он чувствовал, что она смотрит на него, и ее взгляд тревожил его. Ему не терпелось узнать, что случилось.

– Знаешь, Питер, – чуть шмыгнув носом, сказала она, – твой… твой отец болен… очень болен.

Его тревога росла, но он понимал, что мисс О’Риган очень старается ради него, и мотнул головой в знак согласия, как бы поощряя ее.

– Но, Питер, – снова заговорила мисс О’Риган, – твой отец… твой отец не то чтобы болен. Он сейчас на небесах с благословенными ангелами… Он умер, Питер.

Мальчик давно был готов заплакать, поэтому разразился слезами немедленно. Повинуясь странному предчувствию, он подозревал неладное с той минуты, как экономка появилась с телеграммой. Да, он все уже знал, ведь у него было видение, тайное, смутное. А теперь оно обрело ясную форму. Когда он осознал слова экономки и понял, что та ожидает его реакции, слезы брызнули сами. Он громко рыдал, и она, притянув его к себе, смешала свои слезы с его слезами, упиваясь своим горем. Так, тесно прижавшись друг к другу, они плакали вместе.

Наконец Питер успокоился. Он высморкался, повернул голову и скорбно уставился в окно. Внизу на улицах продолжалось движение: строй солдат, похожий издали на муравьиную дорожку, тонким ручейком вливался внутрь военного корабля. На окне вялая оса доползла до верха стекла, громко зажужжала и снова свалилась вниз. Питеру в бок больно впилась косточка от корсета мисс О’Риган.

Наконец она неохотно разжала объятия.

– Когда вернешься домой с его преподобием, скажи маме, что я хорошо за тобой ухаживала! – воскликнула она, смахивая слезу с кончика носа. – Это очень порадует его преподобие.

– Да, мисс О’Риган, – охотно кивнул он. – Конечно скажу.

Мальчик едва понимал, что говорит, потому что был охвачен безмерной радостью: он скоро увидит маму! Вдруг ему в голову пришла другая мысль.

– У нас будет ланч на корабле, мисс О’Риган? – робко спросил он.

Возвращение с дядей Эдвардом означало волнующее путешествие на пароходе «Люси Лэмонд». Экономка изумленно посмотрела на мальчика, собираясь ответить ему, но тут открылась дверь и в комнату вошел Эдвард Мур. Мисс О’Риган тотчас поднялась, сложила руки перед собой и наклонила голову.

– Да, ваше преподобие, – пробормотала она в ответ на его приглушенный вопрос, – он хорошо это воспринял, вполне нормально, при сложившихся обстоятельствах. Я сделала все, что могла.

Ей казалось, что благодаря женскому чутью и такту она скромно добилась некоторого успеха.

Оба они повернулись и воззрились на Питера, и под этим двойным прицелом он вспыхнул и опустил глаза, точно сознавая, что плакал недостаточно. Потом мисс О’Риган поманила его неуловимым жестом, и он вышел из комнаты вслед за ней.

И все же Питер не поехал домой ни в тот день, ни в следующий. Это было очень странно, он ничего не понимал, но прошло целых две недели, прежде чем началась всеобщая суета и он узнал, что сегодня уезжает. Когда мисс О’Риган вымыла ему лицо и руки и гладко причесала волосы, он поспешил в нижнюю часть сада, чтобы в последний раз взглянуть на лягушку, жившую во влажном гроте. Но напрасно он искал ее повсюду и снова испачкал руки, вороша листья плюща, разросшегося на горке из камней. Осторожно плюнув себе на ладони, Питер вытер их о заднюю часть килта, чтобы мисс О’Риган не сердилась. Потом пошел проверить свои инициалы, которые как можно глубже вырезал на липе у задних ворот. Вид этих желтоватых букв и сознание того, что память о его имени останется здесь вечно, наполнили мальчика гордостью и удовлетворением, заставив даже улыбнуться. Он неохотно отвел взгляд от дерева и вернулся в дом.

Вслед за легким обедом наступило тяжелое прощание. Питер, задыхаясь, еле сдерживал слезы и пришел в себя только на борту парохода, возле дяди.

Плавание через залив прошло в странной тревоге – мальчик был наполовину возбужден, наполовину испуган. Чем ближе судно подходило к Ардфиллану, тем явственнее ощущался холодок в животе. Сначала Питер бродил по палубе, однако скоро, очень скоро вернулся к дяде Эдварду, под его крыло. Они в молчании сошли на берег.

На пути по набережной Питер замедлил шаг, он ощущал ком в горле. Но вскоре они оказались в конце променада, прошли мимо стоящей на углу длинной гладкой железной поилки, куда он однажды выпустил рыбью мелюзгу. И вот перед мальчиком предстал знакомый дом из белого камня, совершенно невероятный и вместе с тем реальный, его можно было даже потрогать.

Глядя, как дядя спокойно дергает за ручку колокольчика, Питер испытал мучительное желание убежать – убежать как можно дальше от неведомого ужаса. Но вот дверь открылась, и он увидел лицо матери – лицо, показавшееся ему на удивление маленьким и молодым, с большими, ярко блестевшими влажными глазами. Его ноги моментально перестали напрягаться и, вместо того чтобы куда-то бежать, затряслись. Твердый комок поднялся из живота в горло и растворился в рыдании. Хлынули слезы искреннего счастья и искренней печали. Безотчетным движением он вскинул руки, и тотчас его затопила полузабытая сладость материнского поцелуя.

Наконец-то в ее безутешном горе с ней рядом был сын, который доверчиво прижимался к ней. Она почувствовала, что скорбь отступает, и на ее глаза навернулись слезы любви и нежности.

– Только не плачь, Питер! – пытаясь улыбнуться ему, воскликнула она. – Или я тоже заплачу.

Но ее улыбка и странный черный цвет платья повергли его в новый приступ рыданий, и он, запинаясь, произнес:

– Я сейчас перестану, мама, перестану. Да, сейчас.

Она крепко взяла его за руку и повернулась к отцу Муру.

– Входи, Эдвард, – тихим голосом сказала она. – Спасибо, что привез его. Джо тоже здесь.

За ними закрылась дверь, и они прошли через прихожую к гостиной.

– Проходи, Нед, – грустным, приглушенным голосом произнес Джо, не вставая с кресла. – Я как раз ждал, когда вы приедете с Питером. Пора нам поговорить всей семьей. Ну-ну! Ты хороший мальчик, Питер, и ты уже большой. Не плачь, сынок. Посмотри на эту храбрую маленькую женщину, твою маму, и постарайся не проронить больше ни слезинки.