всему населению своею жестокостью полковника Перкинса. Лицо мистера Перкинса было скрыто под такой же неуклюжей носатой маской.

Толпа ринулась было вперед на этих английских чудовищ, вооруженных всего лишь резинами и бамбуковыми палками с металлическими наконечниками.

Но тут случилось что-то совершенно неожиданное и непонятное.

Люди стали задыхаться, истерически громко смеяться, мучительно чихать; глаза у всех стекленились в непроизвольных едких слезах.

Казалось, какие-то невидимые руки щекотали, щипали, дергали людей, и эти люди корчились, падали наземь, и невольно из ослабевших рук выпадало их оружие.

Толпа пришла в неописуемое волнение, и индусы, точно безумные, давя друг друга, в паническом страхе бросились назад – к Крысиному Скопищу.

Вскоре вся площадь Виктории и вся иностранная часть города были очищены от мятежников. Лишь кое-где безмятежно покоились трупы да корчились на каменьях израненные, истерзанные люди.

Так полковник Перкинс испробовал впервые свой новый химический препарат: неопасный для жизни, но обессиливающий и обезоруживающий врага наркотический газ – «комбинешен».

4. Чаман-лал – цветоноша

Чаман и Джоши долго корчились на своих неуютных травяных лежанках, задыхаясь в непроизвольном смехе и едких спертых рыданиях. И им, как и всему населению Крысиного Скопища, пришлось. испробовать плодов изобретения мистера Перкинса, – ведь они были в первых рядах мятежников.

– Как хорошо, что мы наловили так много ядовитых змей! – были первые слова Чамана, когда отец и сын поздней ночью пришли в себя. – Я не принадлежал к справедливой партии серпа и молота и не знаю всех их законов, но я по-своему отомщу мистеру Перкинсу за его страшный яд.

Чаман-Лал чиркнул спичку, и в полутьме небывало зловеще-лихорадочно дрожали его огненные глаза.

– Отец, ты сам говорил, что легче справиться с виперой, чем с такой проклятой белой собакой, как этот Перкинс!

– А я справлюсь! – и спичка, извиваясь в воздухе, отлетела к порогу…

…Чаман-Лал, неожиданно даже для сына, переменил профессию: он нанялся к своему земляку Нару – богатому садоводу и разносил иностранцам бледно-палевые чайные розы, ярко-красочные ароматные орхидеи, лилейные туберозы, мохнатые хризантемы, нежные магнолии и самые причудливые диковинные цветы.

Заметная фигура высокого, сухого, коричневого Чамана-цветоноши примелькалась английским стрелкам, полисменам-сикхам, и его беспрепятственно пропускали во дворцы иностранцев.

Новая профессия Чамана не оттолкнула его от змей. Нередко, закончив трудовой день, он возвращался в свою подземную лачугу, расстилал циновочный ковер, вынимал из-за пазухи свистящую «волшебную» дудочку и принимался за свое любимое занятие. Заклинатель змей наигрывал на дудочке монотонные жалобные мелодии; змеи выползали из корзины, вытягивались на спирально свитых хвостах, извивались и точно плясали гибкими телами в такт мелодии…

Чаман близко общался только со змеями. Он еще больше замкнулся в себе и иногда по нескольку дней кряду не произносил ни одного слова даже с любимым сыном. В глазах его появился еще более яркий, словно металлический блеск; было жутко и неловко смотреть в эти большущие, горящие глаза.

5. Под покровом цветов

Однажды Чаман-Лал вышел из лачуги в необычное время. Черный вечер, минуя сумерки, внезапно сменил день.

На фиолетовом тюрбане Чамана стояла огромная корзина, покрытая сверху цветами. Но лицу и напряженным рукам, вытянутым вверх – к корзине, наблюдательный человек мог бы заметить необычайную тяжесть для корзины с цветами.

Чаман уверенно прошел в английскую часть города.

Стража у ворот особняка мистера Перкинса – любителя и знатока экзотических орхидей – по обыкновению беспрепятственно пропустила завсегдатая, высокого цветоношу, в сад, окружающий мраморный особняк.

Отойдя в глубь подстриженного сада, Чаман вдруг ловким прыжком отскочил в боковую аллею и быстро-быстро проник в самый темный уголок сада. Здесь он бережно уложил свою цветочную ношу за розовыми кустами, под оградой.

Через несколько минут индиец снова спокойно проходил мимо стражи, стоявшей у ворот, но уже с пустыми руками.

Чаман обошел высокую ограду, свернул за угол и скрылся из поля зрения вооруженных привратников.

Вдруг он круто остановился, осмотрелся вокруг… Прыжок… и вмиг, словно юноша, Чаман легко перелетел через высокую отраду в сад мистера Перкинса.

Индиец пробрался к розовым кустам, прикорнул на корточках возле корзины с цветами и застыл в этой позе на несколько часов.

Только когда колокол ближайшей церкви св. Павла отсчитал полночь, Чаман встрепенулся, взвалил на плечо свою цветочную ношу и неслышной кошачьей походкой проскочил к особняку мистера Перкинса.

Цветоноша отлично изучил расположение комнат своего всегдашнего покупателя. Но нелегко было с большой тяжелой корзиной пробраться к боковому окну второго этажа, где находилась спальня полковника.

Все же ловкий Чаман вмиг раскрутил веревочный пояс змеелова, перекинул его через водосточный желоб и в минуту-другую он необычным путем в окно «доставлял» мистеру Перкинсу его излюбленные орхидеи.

Вместе с цветами из корзины в спальню спящего полковника посыпались какие-то гибкие, шуршащие предметы.

Сползая наземь, Чаман тщательно прикрыл окно, нарушив обычай мистера Перкинса спать с открытым настежь окном.

6. Месть Чамана

Мистер Перкинс передернулся, вздрогнул и проснулся от леденящей боли в правой руке…

Ему показалось, что он оглушен болью. Кружилась голова. Тошнило. По всему телу выступала липкая испарина.

Мистер Перкинс недовольно присел на край кровати, протянул привычно руку к штепселю, и пышная спальня полковника – в восточном стиле – осветилась матовым светом.

Но что это?.. Мистер Перкинс застыл в неподвижной позе. Глаза, налитые и расширенные ужасом, казалось, готовы были вывалиться из орбит и повиснуть на ниточках нервов.

С роскошного старинного итальянского зеркала, обрамленного оранжевым китайским шелком, свисала светло-шоколадная випера… Три ряда больших черных со светлыми концами колец ощетинились на ее спине.

Перкинс резко протянул руку к маленькому столику, чтобы схватить браунинг… и с нарастающим ужасом отдернул руку: на блестящем фоне красного лакированного столика извивались две зеленые древесные змеи.

– Пшшш-ш-ш!..

Перкинс резко дернул головой… С персидского узорчатого многоцветного ковра над кроватью, лавируя среди развешенного старинного оружия, спокойно сползала на подушки огромная оранжевая кобра. Отчетливые «очки» выделялись бархатистыми черными линиями.

Укушенный палец стал иссиня-серым… опухоль охватывала всю кисть…

Перкинс попытался крикнуть, но крик, точно осязательный липкий ком, прилип к воспаленному нёбу…

Только тут мистер Перкинс разглядел, что по всей спальне, в коврах, из фарфоровых ваз, в пышных орхидеях – по полу извиваются, ползают, шипят ядовитые гады.

В горле ссохлось. Мучила терпкая жажда… От глаз расходились перламутровые круги, и сквозь эти круги, словно в бреду, в самых неожиданных позах – извивающиеся танцующие гады.

Что-то холодное скользнуло по обнаженному плечу. И мистер Перкинс грузно грохнулся на толстый кашмирский ковер.

Кровь жгла и леденила тело…

Вместе с хрипом из тела, обвитого змеями, выходило сознание и