Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А именно?
– Ну что вы, право, – Петр Леонидович остановился, снял очки и принялся протирать их полой халата, – ведь образованный вроде мужчина…
– Вроде?
– Ну не цепляйтесь к словам, Кирилл! Вам ведь Матвей рассказывал о состоянии Квятковской, она – овощ. Не совсем, конечно, под себя не ходит, обслуживает себя самостоятельно, но насчет осмысленного диалога, а тем более – ответов на какие-либо вопросы, увы… – он вернул очки на место и развел руками. – Я лично сделал все возможное, чтобы повторения недавнего эксцесса не произошло.
– А вот кстати об эксцессе, – Кирилл пристально посмотрел в глаза врача, спрятавшиеся за бликующие стекла. – Петр Леонидович, а почему вы весной решили вдруг отменить Квятковской транквилизаторы?
Светло-серые, словно застиранные, глаза эскулапа пугливо заметались из стороны в сторону, явно сожалея о недавней протирке очков. Вот остались бы мутными, захватанными, тогда был бы хоть какой-то шанс укрыться от всматривающегося, казалось, в самую душу, взгляда этого властного типа.
Ну и ладно, можно просто отвернуться.
Что Филимонов и сделал, причем совместил это с возобновлением движения. На ходу ведь не рекомендуется смотреть в глаза собеседника, иначе рискуешь оступиться и упасть, вот.
И выкручиваться проще.
– Так, значит, беседовать на свежем воздухе вы не хотите? – Доктор вытащил из кармана магнитную карточку-ключ и вставил ее в прорезь замка. – Ну что же, тогда идем ко мне.
– Петр Леонидович, ну что за детский сад, – усмехнулся Кирилл, входя следом за доктором в здание спецклиники. – Вам придется ответить на мой вопрос, потому что ваши подопечные, и Дина Квятковская в частности, вовсе не несчастные блаженненькие, это в основной массе жестокие убийцы, насильники и изуверы.
– Они прежде всего больные люди!
– Вопрос спорный.
– И вовсе…
– Петр Леонидович!
Лед, снова лед. Причем очень много льда.
Филимонов вздрогнул и как-то обмяк:
– Ну хорошо, я попытаюсь ответить.
– Уж будьте любезны.
– Только позвольте сделать это в моем кабинете, громкие разговоры в здании клиники запрещены. Подопечные беспокоятся, – устало проговорил Филимонов и кивнул стоявшему возле перегораживающей коридор решетки секьюрити: – Это со мной, по распоряжению главврача.
– Охрана предупреждена, – ответил тот, нажимая одну из кнопок на пульте.
Решетка медленно поехала в сторону, приглашая в путешествие по длинному коридору, вероятно, для усиления общего впечатления освещаемому мертвенно-бледными лампами дневного света. Которые, само собой, периодически гасли и подмигивали.
Если бы даже доктор не предупредил, разговор все равно самоликвидировался бы, потому что звуки, доносившиеся порой из-за массивных стальных дверей, к светской беседе явно не располагали. Причем чем дальше они шли, чем выше поднимались, тем жестче становилась контрольно-пропускная система и инфернальнее – звуки.
– Одно только утешает, – хрипло произнес Кирилл, когда они миновали последний импровизированный шлюз, – сбежать отсюда невозможно.
– Абсолютно невозможно, – согласно кивнул Филимонов. – А как иначе, ведь контингент у нас более чем специфический, расположены мы пусть и на окраине, но все же в городе, люди вокруг, дети, и если, не дай бог, вырвется хотя бы один из наших подопечных… Сами понимаете, что начнется. Ну вот мы и пришли.
Он остановился перед обычной, деревянной, а вовсе не стальной, дверью и вставил карточку в прорезь замка:
– Прошу. Может, чаю хотите или кофе?
– Нет, спасибо, – Кирилл прошел к стоявшему у стены большому кожаному дивану. – А скажите, палата – или как там у вас называется место содержания пациента? – интересующей нас особы далеко отсюда?
– В самом дальнем конце коридора, в тупиковом ответвлении.
– А что так?
– Были причины.
– Были?
– Ну хорошо, и остались! – Петр Леонидович тяжело опустился на стул и потер ладонями лицо, словно пытаясь снять невидимую пелену. – Скажу вам честно, если бы мы знали, с чем придется иметь дело, Ираклий Вахтангович сделал бы все возможное, дабы не принимать на лечение Квятковскую. Это бред какой-то, мистика! Еще немного, и мы начнем верить в магию и колдунов! Правда, транквилизаторы в борьбе с ирреальным пока побеждают, и только это хоть как-то поддерживает привычную реальность.
– Уже одно то, что вам удалось удержать эту тварь в клетке, – хмуро произнес Кирилл, – свидетельствует о высокой квалификации здешних специалистов.
– До сих пор не верю, что нам это удалось. – Филимонов сыграл на клавиатуре стоявшего на его столе компьютера незатейливый мотив. – Ага, вот она. На мой монитор выведены камеры видеонаблюдения, установленные в палатах моих подопечных, чтобы я в любой интересующий меня момент мог увидеть, чем он или она занимается. Она сейчас спит.
– Она – это Квятковская? – уточнил Кирилл, поднимаясь с места. – Ну-ка, позвольте глянуть. Я ведь ее только мельком видел, и еще тогда удивился, насколько внешность может не соответствовать содержанию. Щупленькая бесцветная немочь, кажется – дунь на нее, она и улетит, а столько злобы и жестокости! – Он склонился над монитором, внимательно вглядываясь в лежавшую на кровати девушку. – И сейчас тоже – несчастный узник Освенцима, так и хочется сказать – бедняжка! Бледненькая, худенькая, темные круги под глазами, волосенки торчат во все стороны, словно вороньи перья. Ну что может сделать такой птенец! А как оказалось – многое.
– Вы даже представить не можете! – Доктор снова снял очки и потер переносицу.
– Ну почему же, – усмехнулся Кирилл, – можем. Имели сомнительное удовольствие испытать на себе. Насколько я сейчас понял, вы намекаете на недавний инцидент с Квятковской?
– Да не намекаю, прямо говорю. Потому что другого объяснения случившемуся я не нахожу.
– А вы расскажите по порядку, мы вместе и решим, что это было.
– Давайте попробуем. Если позволите, я начну с момента прибытия этой… гм, пациентки…
– Не стесняйтесь, называйте вещи своими именами, – Кирилл вернулся к дивану и сел рядом с Матвеем, Владимир так и остался стоять. – Этой твари, этой особи, этой гадины – подходящих эпитетов более чем достаточно.
– Благодарю, – криво улыбнулся Филимонов. – Так действительно будет проще. Наш главврач, изучив материалы дела направляемой к нам особи, предварительно определил степень ее опасности как среднюю.
– Ничего себе средняя степень! – проворчал Матвей. – Три трупа, в том числе и ее мать!
– Если бы вы могли ознакомиться с делами некоторых из наших подопечных, вы бы поняли мотивацию Ираклия Вахтанговича. У нас ведь тут и людоеды сидят, и некрофилы, и…