– Прекрати! – закричал Джордан. «Господи, ну как можно сейчас на нее кричать?» – ужаснулся он, но остановиться уже не мог. Все, что помогало ему держаться все эти месяцы, рухнуло в тот же самый момент, когда он увидел ее снова. – Я полгода жил в аду. Как ты можешь сидеть и смотреть на меня так, словно я сосед, забежавший перемолвиться словечком?

Он обогнул стол и, прежде чем она успела что-либо сказать, рывком поднял ее на ноги.

– Черт возьми, Кэйси… И голос его замер, когда он увидел ее фигуру.

– О господи! – прошептал он, скользя взглядом сверху вниз и снова вверх, к ее лицу. – Ты беременна?

– Разве ты не видишь?

Пальцы его разжались. Он отпустил ее. Он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.

– Ты… – и покачал головой, почти задохнувшись. – Ты носишь моего ребенка и ничего мне об этом не сказала.

Она отступила на шаг.

– Это мой ребенок, Джордан. Я никогда тебе не говорила, что он твой.

Но она не успела дух перевести, как он уже крепко прижимал ее к себе. В глазах пылала ярость.

– Погляди на меня, – процедил он сквозь зубы. – Погляди и скажи, что этот ребенок не мой.

Снова в ее глазах мелькнул страх, и он отпустил ее. Ну почему он совершает опять ту же самую ошибку, из-за которой ее потерял? Джордан отвернулся, стараясь взять себя в руки. Он просто не готов к такому повороту событий. А как он мог быть готов? Джордан молчал, стоял спиной к ней, пытаясь найти в себе силы, чтобы говорить спокойно.

– Ради бога, Кэйси, – сказал он тихо, – как ты могла скрыть это от меня? Независимо от того, что ты ко мне чувствуешь, я имею право знать.

– Я думаю только о правах ребенка, Джордан. – В ее голосе звучало холодное отчаяние. – И мне нет дела до твоих.

Он снова взглянул в ее лицо, готовый умолять, если понадобится. Он уже давно спрятал гордость в карман.

– Не отталкивай меня, Кэйси, пожалуйста. Он дотронулся до нее, но, почувствовав, как она вся оцепенела, уронил руку. Он собирался высказать ей многое, когда нашел ее наконец, но сейчас, из сотни слов, остались только эти:

– Я люблю тебя.

– Нет! – И она в ярости влепила ему пощечину. – Не смей мне говорить этого! Не смей говорить мне это сейчас!

Глаза ее, мгновение назад сухие, затуманились готовыми пролиться слезами.

– Я бы все на свете отдала, чтобы услышать эти слова полгода назад. Все! Но вместо этого ты мне оставил записку и чек за услуги, словно я…

– Нет, Кэйси. Ты не можешь думать, что…

И он опять дотронулся до нее, а она снова оттолкнула его.

– Я мало с кем спала, и ты, конечно, удивлен этим, да? – Она закрыла лицо ладонями, чтобы он не видел ее слез. – Но никто мне за это не платил, кроме тебя.

– Кэйси, как ты могла так меня понять?! – Он был потрясен. – Выслушай меня. Все совсем не так.

– Мне не нужны твои объяснения. Она отвернулась и, мотая головой, как безумная повторяла снова и снова:

– Я хочу, чтобы ты уехал. Я хочу, чтобы ты уехал. – Вдруг она резко повернулась, открыв лицо и закричала:

– Оставь меня в покое!

– Как я могу это сделать? Неужели ты не понимаешь?

– Я ничего не хочу понимать. – Она сделала несколько глубоких вдохов. – Не испытываю в этом потребности.

Кэйси опять стояла к нему спиной и говорила совсем спокойно:

– Извини, что я ударила тебя. Я никогда ни с кем так не поступала.

– Кэйси, пожалуйста. – Он нежно коснулся ее плеча. – Просто сядь и послушай, что я скажу. Ты меня когда-то любила. И я не могу сделать вид, как будто этого не было, и просто взять и уйти.

Она не двигалась. Не отвечала. Ее как будто не было здесь совсем. Джордан на секунду подумал, что, пожалуй, он опоздал. И все же, все же…

– Ты только выслушай меня. А потом, если ты этого захочешь, я уйду.

– Хорошо, – Она села на стул. – Я тебя выслушаю.

Боже, но он не знал даже, с чего начать. Куда подевались все слова? Писатель, философ, психолог – дурак набитый, и ничего больше.

– Когда я проснулся в то утро… Он замялся. Мысли беспорядочно метались в голове, чувства разрывали сердце. Кэйси носила его дитя. И вот сейчас она сидела перед ним, сложив руки на животе, и как будто защищала от него то, что принадлежало и ему.

– Когда я проснулся, – продолжал он, – то готов был себя возненавидеть. Я вспомнил, как ворвался к тебе. Вспомнил все, что сказал тебе, что сделал. Ты еще спала. И я оставил записку, решив, что ты не захочешь меня видеть.

– Почему ты так думал?

– Боже милостивый, Кэйси, я же… – Он полгода пытался переварить свой поступок, а теперь ему надо было выразить это словами. – Ведь я изнасиловал тебя, – произнес он наконец с огромным трудом. – Я проснулся и увидел царапины на твоих руках.

Джордан отвернулся. Он подошел к окну и схватился за подоконник, казалось, сейчас Джордан разломает его на куски.

– И я буду жить с этим воспоминанием всю мою жизнь.

Кэйси немного помолчала. Он честный, порядочный человек. Действительно, каково ему было все это время? Невыносимо сознавать, что ты способен на такой ужасный поступок. Бедный Джордан. Она была тогда в таком состоянии, что из-за своей боли не почувствовала его боль. Когда она прочла записку, то увидела в ней то, что хотела увидеть. Ей нужно было лишнее подтверждение своих страданий. Она могла бы уехать, так и не развернув бумагу.

– Джордан. – Она подождала, пока он не повернулся к ней. – То, что случилось той ночью, – далеко не изнасилование. Я могла тебя остановить, я могла продолжать сопротивляться. Но ты помнишь, я поступила иначе.

– Да какая разница! – Он подошел к ней. – Я был пьян и с ума сходил от злости. Я не помнил себя и бог знает что мог натворить. Может, как раз оттого, что ты перестала сопротивляться, зверь во мне уснул вновь. Он замолчал, не сводя с нее глаз.

– Думаю, ты должна знать, что в ту ночь я собирался просить тебя выйти за меня замуж.

Джордан увидел в ее глазах потрясение, но всего на секунду, потому что она закрыла глаза. И дальше слушала его так, не открывая глаз.

– Когда я приехал домой после встречи с Гарри и узнал, что ты уехала, я просто не поверил. Это было чудовищно. Потом я разозлился. Так было легче. Ты перевернула мою жизнь, ты вновь заставила меня чувствовать, но, когда ты стала для меня всем, ты ушла. И мне хотелось ответить тебе тем же. Хотелось, чтобы ты тоже страдала.

Она все еще сидела, закрыв глаза, а он, всматриваясь в ее лицо, говорил:

– Несколько недель, тех первых недель после того, как ты вошла в мою жизнь, я убеждал себя, что не могу любить тебя по-настоящему. Слишком быстро – для настоящей любви. Меня тянуло к тебе, но я все уговаривал себя, что так не бывает. Если бы я не был таким дураком, я бы тебя не потерял. Ты была свободна и поступала, как хотела. Я принимал твои бесценные дары и боялся слишком много дать тебе взамен.