– Если моя информация верна, вы принимали Аврору у себя в период между ее замужеством в июне 1988‑го и ее исчезновением в декабре 1989‑го.

– В самом деле, вам дали верные сведения. Она даже находилась здесь на лечении несколько раз в течение этого времени.

– Долго?

– Не более нескольких дней. Она никогда не проявляла суицидальных наклонностей. И я должен вам признаться, что такой роковой финал в то время удивил меня. Но все же у нее были приступы бреда, весьма поразительные.

Ребекка, Дэвид и Луи – все они упоминали психическую хрупкость моего двойника. Некоторые даже воскрешали в памяти сильные припадки ревности по отношению к Дэвиду. Но никто из них не подтверждал того, что доктор расценивал как «приступы безумия».

– В чем заключались приступы?

– Это долгая история… Но я особенно хорошо помню, что Аврора путала своего мужа Дэвида с братом, которого она якобы помнила до момента ее удочерения семьей Дельбар.

Следовательно, доктор ничего не знал. Но не я должна была раскрыть ему правду. К чему, спустя столько лет? Однако если же я хотела узнать из его уст больше информации, следовало подкинуть ему какие-нибудь факты для размышления.

– Но у Авроры действительно был брат. Он находился в том же самом приюте для сирот, что и она, в Сен Броладре. И был усыновлен другой семьей несколькими месяцами ранее.

– А, я не знал, что… В конце концов, это ничего не меняет. Аврора была очень неуравновешенной. Порой она замыкалась и уходила в себя. А иногда вела себя неистово, по крайней мере на словах.

– Что она говорила?

– Что ее муж сошел с ума. Что жизнь с ним стала для нее тюрьмой. Что ей не дают говорить правду о семейной связи, которая их объединяет… Характерные речи для параноидального психоза.

Или для кошмара, которым оказался кровосмесительный брак…

– И как Аврора появилась здесь? Она просто так, спонтанно, приехала к вам?

– Нет. Если я все верно помню, первый раз, когда я ее принял здесь, она стала пациентом ГТЛ.

– ГТЛ? – произнесла я, вопросительно подняв бровь.

– Госпитализация по просьбе третьего лица. Помещение в психиатрическую клинику в обязательном порядке, если вам так будет понятнее. Такая практика имеет место, когда семейное окружение обращается с подобной просьбой и когда доктор сочтет это оправданным.

У меня практически не было сомнений в личности подписавшего запрос: изолировав Аврору, Дэвид надеялся заставить ее замолчать или лишить всякого доверия ее обвинения. Аврора-великолепная всего за несколько месяцев стала Авророй-депрессивной, прекрасной супругой с хрупкими нервами. Затем Авророй-безумной, бредни которой никто не воспринимал всерьез. Стратегия, итогом которой является самоубийство, увы, весьма предсказуемое.

– А вы, вы считаете, оно было ей необходимо?

– Послушайте. Да, в тот момент я однозначно полагал, что так будет лучше для нее. Такие решения всегда нелегко принять, знаете ли.

– Она принимала лекарства? – поторопила я его.

Доктор глубоко вздохнул, уже устав от моих вопросов.

– Я не помню… А мои архивы того времени больше не хранятся здесь. Но я сказал бы, что да, Аврора должна была принимать лекарства для стабилизации состояния как минимум.

Да, чтобы погрузить ее в состояние полного умственного отупения, в котором она не отважилась бы разоблачить кого бы то ни было.

– Сейчас, если вы позволите, мы простимся, – подвел доктор итог нашей беседе, поднявшись одним движением. – У меня еще с десяток пациентов, которых я должен принять сегодня вечером. И они вполне живы и здоровы.

Я немного прогулялась по кварталу вдоль надземного метро. По забавному совпадению ноги привели меня к тому месту, где в крупном многоэтажном здании из стекла, возвышающемся над железнодорожным мостом, находилось издательство «Экономиста».

Я задумчиво рассматривала здание несколько минут, погрузившись в свои мысли. Как наяву мне представлялась данная история: казалось, что Дэвид подстроил исчезновение сестры не только из опасения, что Луи разоблачит их кровосмесительство. Он также окончательно обезопасил себя, как полагал, от выходок Авроры. Исчезнувшая и забытая, она отныне принадлежала только ему целиком и полностью. И в дополнение ко всему этому больше не угрожала ему и не могла нанести ущерб его амбициям.

– Франсуа? Это Эль. Я вас не побеспокоила?

Когда я смотрела на полупрозрачные буквы, закрепленные на стеклянном фасаде, внезапно в голову мне пришло безумное предположение, а бывший главный редактор журнала казался вполне адекватным человеком, с которым это можно было обсудить.

– Нет. Соня только что ушла… Я вас слушаю.

– Это насчет Луи…

– Соня рассказала мне историю с Фредом. Я сожа…

– Нет, я не об этом, – резко оборвала я его. – Вам никогда не приходило в голову…

Как выразить эту мысль так, чтобы тебя не сочли сумасшедшей или девушкой со слишком богатым воображением?

– …что он тоже мог быть приемным ребенком?

Каждый год, когда начинаются летние каникулы, во Франции происходит удивительное явление: время становится пластичным. Под воздействием тепла и всеобщей лени оно растягивается.

В глубине моей квартирки, превратившейся в духовку, я изнывала и размякала в своей вязкой скуке, ожидая новостей, в тщетных поисках информации об Авроре и братьях Барле.

XV палата суда по уголовным делам еще не назначила первое слушание по делу галереи Соважа, а XVI соседняя исправительная палата по-прежнему хранила молчание по поводу процесса, начатого против Луи в деле «East X-prod». Ожидание было невыносимым для всех. Но еще более тревожным оно стало сейчас, когда Фред бесследно исчез, после того как стер единственную подтверждающую вину Дэвида улику. Он был вне досягаемости и не отвечал ни на телефонные звонки, ни на электронные письма.

– Соня дала мне адрес студии Фреда в Нантре, – признался Маршадо, – я звонил туда каждый день по нескольку раз. И даже съездил, но все без толку… Соседи уже давно его не видели.

– Чего он боится, по-вашему? Что Зерки подаст жалобу?

– Может быть… или он получил такие указания.

Мне никогда не приходила в голову мысль, что гнев Фреда настолько велик, что он перейдет на сторону врага. Дэвид ведь совсем недавно его уволил. Он был в большей степени повинен в его несчастьях, чем Маршадо или Луи, и он являлся представителем той касты, которую Фред ненавидел.

– Я обдумал вашу гипотезу об усыновлении Луи, – заявил Маршадо. – Если то, что Флоранс Дельбар рассказала по поводу второго разрешения на усыновление, верно, это вполне может быть правдой. Барле добились двух разрешений на усыновление со стороны Департаментского управления санитарно-социальной помощи: одного – чтобы усыновить Луи, второго – для Дэвида.