– Да, господин председатель. С этой целью я хотел бы вызвать для дачи свидетельских показаний мадемуазель Ольгу Зелингай.

– Прошу вас, – дал согласие председатель, приподнимая полукруглые очки на кончике носа.

Ольга, облаченная в жемчужно-серый приталенный костюм, с волосами, убранными в строгую прическу, зашла в зал под хор восхищенных шепотков. Ее можно было представить в образе русской шпионки, такой изысканной и холодной девушки Джеймса Бонда. Если бы она достала пистолет или совершила какой-нибудь немыслимый кульбит, никто из присутствующих даже не удивился бы. Напротив, все как будто ждали чего-то зрелищного с ее стороны.

Когда Ольга произнесла стандартные фразы клятвы, Зерки расположился перед ней, жесткий и решительный, и начал допрос.

– Мадемуазель Зелингай, вы можете подтвердить перед этим трибуналом, что в течение многих лет снимались в фильмах производства «East X-prod» в качестве порнографической актрисы?

– Да, – сдержанно сказала блондинка.

– В скольких фильмах вы… хм… сыграли?

Намеренная пауза Зерки вызвала волну оживления в аудитории.

– Примерно в трехстах, точно не знаю.

Смешки исподтишка сменились громкими восклицаниями «О!».

– Следовательно, можно абсолютно обоснованно предположить, что вы прекрасно представляете, как функционирует данная кинокомпания?

– Да, я хорошо это знаю, – ответила она с неподражаемым акцентом.

– Замечательно. Не могли бы вы рассказать нам в нескольких словах о том, каким образом вы попали во Францию и как были приняты в «East X-prod»?

Она на секунду опустила глаза, затем гордо подняла голову и заговорила:

– Я выросла в очень бедной семье. Восемь братьев и сестер. Мы жили в Щелково. Это бедный пригород в Подмосковье, на северо-востоке. В пятнадцати километрах от столицы. Три комнаты на всю семью.

– Кто нашел вас в России? Кто предложил приехать во Францию?

– Русский агент, Борис.

– Он уполномоченный представитель «East X-prod», это так?

– Да.

– Как был организован ваш приезд во Францию? У вас потребовали деньги на поездку?

– Да, двенадцать тысяч евро.

– Вы не располагали подобной суммой, не правда ли?

– Нет. Мне сказали: чтобы возместить эту сумму, я должна буду сняться во многих фильмах.

– И за такую цену вас снабдили французскими документами?

– Нет. Никаких документов. Ни у кого из девушек их нет.

– Вы хотите сказать, что все девушки, которых нашли, как и вас, в странах Восточной Европы, работают здесь нелегально в компании «East X-prod», чтобы возместить стоимость своего переезда?

– Это так.

– И удается ли им рассчитаться с долгом?

– Нет, нечасто…

Вслед за восхищением публики последовало изумление.

– Обратимся к фактам, господин адвокат, – снова отчитал его председатель. – Мы здесь находимся не для телерепортажа о подпольных организациях.

Н – как неожиданный поворот

Зерки подошел совсем близко к Ольге и обратился к ней голосом настолько тихим, что даже в первых двух рядах было сложно уловить его слова:

– Если их участия в подобных фильмах для взрослых было недостаточно, что должны были делать такие девушки, как вы, чтобы рассчитывать на покрытие долга?

– Спать с мужчинами.

– За деньги?

– Нет, бесплатно.

Гробовое молчание воцарилось в зале. Волнение и потрясение охватили присутствующих.

– Кто были эти мужчины? Как вы с ними встречались?

– Иногда на съемках или на кастингах… Два-три раза в неделю.

– Сейчас, Ольга, я собираюсь задать вам несколько крайне важных вопросов и ожидаю, что вы ответите мне не колеблясь только «да» или «нет». Хорошо?

– Хорошо.

Он повернулся к столу, где лежали горой многочисленные документы, и достал из верхней папки фотографию.

– Знаете ли вы лично этого человека? Вы его встречали?

– Да.

Зерки повернулся кругом, чтобы показать изображение всем присутствующим.

– Я уточняю для суда, что речь идет о недавно сделанном портрете Дэвида Барле, генерального директора группы Барле. Вы спали с этим мужчиной?

– Да.

– У вас было желание спать с ним? Или вы делали это, чтобы оплатить свой переезд?

– Нет… чтобы оплатить переезд.

– Вы видели его уже раньше, перед тем как спать с ним?

– Да. На съемках. Он присутствовал на них. Иногда брал наши фотографии.

– Хорошо, а он выполнял какую-то конкретную функцию на съемочной площадке? Он находился перед камерой или за ней?

– Нет, он платил съемочной группе.

– Наличными деньгами?

– Да, банкнотами. У него всегда было много денег при себе.

Рассерженный гул толпы поднялся на мгновение в зале, затем снова стих.

– Когда вы спали с ним, где это происходило?

– У него.

– Хорошо… Сейчас я покажу вам отрывок из видео и попрошу ответить, присутствуете ли вы лично на этой пленке.

Прежде чем председатель смог возмутиться по поводу возникновения этого непредусмотренного доказательства, он достал планшетный компьютер, на котором запустил порнографическое видео, которое я считала навсегда утраченным.

Ошеломленная, я резко повернулась к моим двум приспешникам, которые ответили мне плутоватыми заговорщицкими улыбками. Соня наклонилась к моему уху и прошептала:

– Позавчера Фрэнки вышел со мной на связь. Ты его знаешь, он работал программистом в Б‑ТВ. Фрэнки узнал, что сделал Фред, и почувствовал себя чертовски виноватым перед тобой.

– И что потом?

– Ты помнишь тот вечер, когда Зерки вызволил нас из отделения полиции, Фреда и меня?

– Конечно.

– Фред отправил видео Фрэнки эмэмэской как раз перед приходом Зерки. Очевидно, ничего при этом не сказав нам…

– И Фрэнки просто так отдал вам его, потому что почувствовал свою вину?

– Нет, не совсем, – призналась Соня, смущенно покашливая, – в обмен на обещание, что ты дашь свидетельские показания в его пользу на конфликтно-трудовой комиссии. Против Б‑ТВ.

Возможно, Фред и был его другом, но озлобленность Фрэнки против своего работодателя, который бесцеремонно выставил его на улицу, явно одержала верх.

– Что?! – закричала я.

– Знаю… Я немного поторопилась с обещанием. Но согласись, оно того стоило!