Ее глаза округлились.

– Да? А чем тогда? Битой для крикета?

– Нет-нет-нет. Он ничем не станет пользоваться, и точка. Он на нас не набросится. Даже поверить не могу, что мы об этом говорим. Папа занимается электроникой. Косит газоны. Никому по башке не врежут. Я просто… Это странно, потому что обычно он не работает допоздна. Наверное, он удивится, увидев тебя здесь, вот и все, потому что ко мне не приходит много народу.

– Да, я заметила средства самозащиты. Впечатляет до ужаса. Ожидается вторжение?

Я пожал плечами.

– Тут всегда что-то происходит. Так сказал бы папа.

– Тут? В смысле всегда что-то происходит? В Америке так опасно?

– Зависит от того, куда направиться, – я представил пол под своей кроватью. – Есть нехорошие места.

– Эта улица таким местом не выглядит. Разве что местные гангстеры носят вязаные жилетки.

– Это неплохое место. Просто папа… очень ранимый.

– А что об этом думает твоя мама? Те женщины, которых я знаю, не любят стальные ставни и решетки на окнах. На своих, разумеется.

– Ага, и она их не любила.

– Ее больше нет?

– Да.

– Умерла?

Откровенность вопроса застала меня врасплох. Я дерзнул не отрывать от нее взгляда несколько секунд и не заметил ничего, кроме горячего желания узнать ответ. Отсутствие стеснительности с ее стороны побудило меня вести себя так же.

– Она ушла от нас, когда я был маленьким.

– Почему? Такой милый мальчик вроде тебя. Муж, который никого не ударит монтировкой.

Я улыбнулся.

– Просто… из-за этого, – и махнул рукой на замки. – Во всяком случае, так мне кажется. Они с папой ссорились, а я уже был достаточно взрослым, чтобы это понять, но никогда не знал, что все так плохо. Она была здесь, все вроде шло как обычно, и вдруг она ушла.

– Ты ничего о ней не слышал?

– Нет. После того как она ушла, папа кое-что рассказал, не все, но у меня создалось впечатление, что у нее было что-то в прошлом, понимаешь? Вроде как она сидела в тюрьме или что-то такое. Я мог бы в это поверить. Она была такой разумной, но и отдаленной, что ли. Возможно, вышла за папу, потому что с ним было безопасно, в отличие от ее прошлой жизни. Но она могла позаботиться о себе и самостоятельно. Могу поспорить, она сделала себе новое имя и новые документы и теперь скучает с новым мужем и ребенком. Может, в Мексике. Или на Гавайях. Или просто на каком-нибудь тропическом острове.

– Как мило с твоей стороны.

– Мило?

– Представлять ее в каком-то красивом месте.

Эта реплика Клэр заставила меня остановиться и задуматься. Я и впрямь воображал маму гуляющей босиком по пляжу – как она обходит ракушки и морских звезд, вдыхает соленый аромат и пытается разглядеть проблески прежней жизни в красном солнце, опускающемся за покрытую буйной зеленью гору. В этих фантазиях не было чувств, и я впервые осознал, что избавился от них ради самозащиты.

– Я был дома, когда она ушла. Болел, – сказал я. – Был здесь, когда она вышла. Не сказала ни слова. Просто отперла замки и вышла. Через некоторое время я встал и запер за ней дверь. Я был просто ребенком и считал, что так мне и следовало поступить. Так что я не чувствую себя милым, понимаешь? Я запер за ней дверь. Это было накануне моего дня рождения, первого мая, и я решил, в общем, если она не осталась хотя бы до дня моего рождения, то и черт с ней.

– Мой день рождения тоже второго мая.

– Серьезно?

– Инвернесс, Шотландия, второго мая.

– Шотландия? Я думал, ты из Лондона.

– Из Лондона! Боже ты мой! Ты разве не можешь отличить шотландский акцент?

– Ну они же похожи, правда?

– Похожи? Попробуй сказать такое в Шотландии, и тебе нос расшибут.

– Прости! Я не… Наверное, я не могу различать акценты, как…

– Слушай, в мае мы должны устроить общую вечеринку.

– Вечеринку? Пару секунд назад ты собиралась меня ударить.

– Хотя я на целый год тебя старше. Мои гости могут быть постарше.

– У тебя хотя бы будут гости.

– А что насчет Тобиаса? Могу поспорить, он стоит трех или четырех гостей.

– Мы с Табом сейчас не разговариваем.

– Старджес, – вздохнула Клэр. – Это так печально!

Я положил ручку на тетрадь с математикой и повернулся к ней.

– Я честно не понимаю, как это у тебя получается. Я живу здесь всю жизнь и похож на какую-то заразу. А на тебе за первые две минуты в нашей школе уже пачками висели друзья. Ты орешь на крутых ребят в коридоре и становишься героем, а не изгоем. У тебя двое родителей, которые занимаются с тобой крутыми штуками вроде фехтования. У меня просто мозг взрывается. Каково это? Черт, на что это похоже, когда у тебя такая… такая чудесная жизнь?

Клэр наматывала на палец непослушный локон. Она отпустила его, и локон отскочил обратно к щеке как разорвавшийся косой парус. Ее лицо выражало не обиду или гнев, а скорее любопытство с оттенком грусти, словно она взвешивала, готов ли я услышать правдивый ответ. Я решил, что не готов, но было уже поздно: она сняла берет и встряхнула волосами, взметнувшимися во всех направлениях, – полк змей, выстроившихся в ее защиту. Потом подняла со стула розовый рюкзак, поставила его на стол, расстегнула и вытащила то, чего я никак не ожидал увидеть.

Одежду, и красивую – такую, что сделала бы девочку вроде нее популярной в то же мгновение, когда она вошла бы в двери школы. Обтягивающее розовое платье с сине-зеленым краем и в цвет ему ленту для волос. Пару туфель на каблуках, сверкающие серьги и спутанную нитку жемчуга. И тонну косметики: тени для век, губную помаду, лак для ногтей и еще несколько баночек, которые я не смог опознать. Последним она вытащила тюбик изрядно использованного средства для удаления макияжа. Она подержала его в руках чуть дольше, словно придавала самое большое значение.

– У нас и правда чудесная жизнь, – осторожно начала она. – Чудесный дом. Мама делает его чудесным, потому что папе так нравится. У нас чудесные хобби. Не только уроки фехтования, которые мне велели посещать, но и фортепиано и пение – все приятные развлечения шотландцев, пытающихся стать крепкой американской семьей. У нас чудесная еда – индейка, картошка, салаты. Папе нравится чудесная еда, он заботится о том, чтобы все это поняли. И мы чудесно одеваемся. И впрямь чудесно. Я бы сказала, что если ты остановишься у нашего дома и заглянешь в окно во время обеда, то сможешь выдвинуть нас на премию за самую чудесную семью в Сан-Бернардино. Прямо для открыток и семейных телепрограмм – не хватает только маленького отважного пса и соседа со странностями.

Розовый рюкзак стоял между нами на столе как раздувшееся насекомое на разделочной доске, вскрытое и разлившее свои омерзительные внутренности.