- Что еще за тетка? – насторожился я.

Список лиц, которые могли навещать ее, был строго ограничен: я, Лариса и наши родители. Шесть человек. Кому она понадобилась, интересно?

Утром я позвонил директору центра, и тот подтвердил: приходила женщина, не представилась, ее не пустили. Официальной причиной был постоянный карантин по ковиду, но и безопасности там придавали большое значение. Лариса на мой вопрос ожидаемо огрызнулась, что ничего не знает.

- Я все же надеялся, что пронесет, - вздохнул Олег, с которым я поделился опасениями. – Но, боюсь, пронесет в другом смысле. Жидко. Ко мне уже подкатывали журналюги, я послал. Ждите подарочка.

Он как в воду смотрел. Неожиданностью не стало, но все равно – кирпичом по балде.

- Извините, Дмитрий Максимович, - пряча глаза, Марина положила передо мной толстый еженедельник. Не какой-то мусорный листок, а приложение к одной из самых популярных российских газет. Что, впрочем, не делало его менее желтым.

Две полосы. С фотографиями. Мы с Ларисой в молодости и сейчас. Полина с лицом, скрытым блюром. Элка. Две врезки с биографиями отца и Пылаева. Сначала трогательная лав-стори: дальняя родня, отцы дружили, мы с детства вместе, свадьба, рождение дочери с серьезным пороком, и как мы героически с этим боролись. Так трогательно, хоть плачь. Но потом сукин кот Морозов все испортил – начал пить, бить, гулять по бабам и фактически завел вторую семью с женщиной, муж которой парализован. А теперь и вовсе пытается отобрать ребенка и вытеснить жену из бизнеса.

К концу статьи мир окрасился багрянцем, и лишь краешком сознания я отметил, что о Юле не упоминается ни словом. Впрочем, неудивительно, Ларисе она была еще нужна.

- Морозов, у меня люди, - ледяным тоном заявила та, когда я ногой распахнул дверь кабинета.

Какие-то люди и правда сидели, но мне было глубоко насрать.

- Это, что, б…? – я треснул ее свернутой газетой по уху.

- Лучше бы кулаком, - оскалилась она. – Травма рядом, свидетели есть. Очень в тему было бы. Ты не стесняйся, продолжай.

- С-сука!

Бахнув дверью, я пошел к отцу. В офисе он появлялся нечасто, но сегодня был на месте.

- Бать, у нас случайно киллера в штате нет? – поинтересовался я, бросив на стол газету. – Нет? А жаль.

- Ну что, снимаешь урожай ядовитых ягодок? – хмыкнул он, пробежав статью. – Не хочу сказать, что ты сам виноват, но, учитывая, сколько удобрений вбухал под этот цветочек, ничего странного.

- Я и без тебя знаю, что сам виноват. Но, может, напомнить, кто старательно рыхлил под цветочек грядку?

- Дима, мы все тогда поступали так, как считали нужным и правильным. Я, Петька, она, ты.

- Ну да, - кивнул я. – Верно. Вот только разъе…вать теперь мне одному. И Полине.

Не успел я вернуться к себе, как зазвонил телефон.

- Дмитрий Максимович, это вас беспокоит интернет-издание…

- На х…! – рявкнул я и набрал номер Элки.

- Дим, я уже видела, - сказала она тускло. – Я все понимаю и очень тебе сочувствую, но… пойми и ты меня тоже. Давай… мы на этом закончим?

- Хорошо, - не сразу ответил я. – Прости, что так вышло.

- Я понимаю, - повторила она. – Надеюсь, у тебя все наладится.

Она еще не успела отключиться, и тут же прорвался новый звонок – Колесников.

- Вот этого я и боялся, Дмитрий Максимович, - сказал он мрачно. – Не вздумайте играть в благородство. Ядерное оружие хорошо для паритета. Но как только ракеты пошли, уже все, живых не останется. Вот теперь и ваши файлики в ход пойдут. Протоколы, договоры. Это, конечно, не моя забота, но так и быть, возьму на себя. Будет максимально грязно, в обе стороны. На кого выльется дерьма больше, тот и утонет. У нас еще неделя впереди. А ваше дело сейчас – ребенок. Поддержать, успокоить. Если можете, поезжайте к ней, вернетесь на суд. Будем на связи.

Юля

Каждое утро начиналось с «нет», и каждый вечер заканчивался тем же самым «нет». Почти мантрой. Говорила я это не Морозову, который, собственно, ничего не просил и не предлагал - хотя бы уже потому, что с того раза мы больше не виделись.

Говорила я это себе.

Никогда. Nevermore. No more Hiroshima.

Да-да, соглашалась та же самая я. Никогда. Но, видимо, лукавила – иначе к чему нужно было повторять снова и снова? Чтобы заглушить тоненький голосишко, который тихонько зудел, что, может, не стоит так радикально? Оно, конечно, лучшее средство от перхоти – гильотина, но, может, сначала лечебный шампунь попробовать?

Какой нахрен шампунь, Юля? Он перешагнул через тебя дважды, а тебе все мало? Первый раз не просто не ответил на твое письмо, но еще и прочитал его своей подружке. Ладно, допустим, ты об этом не знала и с радостным визгом позволила уложить себя в постель. Ах-ах, прекрасный принц, ах-ах, наконец-то ты меня нашел. Но второй-то? Все ведь очевидно. Побаловался, порезвился – и вернулся туда, где общее бабло и общий ребенок. Честный, благородный Дима, как же он мог бросить ту, которой надул пузо? Ну а другая… что делать, ошибочка вышла, с кем не бывает. Разве он что-то обещал? Переживет.

Зачем я вообще спросила, его ли это ребенок? Если бы он ответил «нет» или «не знаю», было бы легче? Мысленное «ну и дурак ты, Дима» меня утешило бы?

Я изо всех сил пыталась придушить в себе тупую самку, которой нужен именно этот самец – и никакой другой. Потому что понимала: будет хорошо, но недолго. И боль после этого «недолго» накатит такая, что та, прежняя, покажется щекоткой.

Вариант «закрыть гештальт и уйти первой»? Нет, не выйдет. Не смогу.

Поэтому – нет.

А внешне все выглядело тихо и мирно. Работала по другим делам, таким же нервным и противным, но не касающимся меня лично. Работала мамой. Работала домработницей. Болтала по телефону с родителями, Таней и приятельницами. Все прочее бурлило внутри.

Я ждала суда и надеялась, что после этого все закончится. Независимо от результата. Но все обернулось иначе.

За неделю до назначенной даты Таня бросила мне в воцап ссылку с припиской: «Думаю, тебе стоит на это взглянуть». Открылась статья в интернет-версии популярного еженедельника с претенциозно-пошлым заголовком: «Бывшие Ромео и Джульетта делят ребенка и бизнес».

Такого махрового именно испанского стыда я давненько не испытывала. Мне