Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя с этим, конечно, сложно. Я плохо представлял техническую сторону дела: можно ли вообще определить, с какого конкретно устройства отправлено сообщение. А даже если и можно, телефоны ведь не регистрируются на владельца.
Олег, которому я позвонил утром, сказал пару непечатных слов и добавил, подумав:
- Придется менять стратегию. Резко. Во-первых, вывалим на суде все, что есть. Пусть без доказательств – просто жирную массу. И это сообщение тоже. С упором на то, что только идиот стал бы отправлять его с симки, оформленной на свое имя. И будем продолжать бомбить прессу, возможно, телевидение. Во-вторых, я вам говорил, что первый круг мы, скорее всего, проиграем и процесс затянется. Теперь нам надо именно затянуть его если не на все полтора года, то как можно дольше. Будем подавать апелляцию, потом кассации по инстанциям буквально в последний день срока.
- Зачем? – не понял я.
- Пока решение суда не вступило в законную силу, опекунство фактически не назначено. Даже после развода никто из вас не сможет ограничить другого в общении, определить место жительства ребенка и распоряжаться его имуществом.
- А отец Ларисы? Он же временный опекун.
- Временный опекун уполномочен решать только текущие вопросы. И, кстати, мы можем запросить перенос слушания из-за болезни ребенка. Это даст дополнительное время. Но тогда и сам развод тоже отложится.
- Да плевать на развод. Он мне, что ли, был нужен?
- Ну и отлично. Тогда вы скидываете мне медицинский документ и что-то подтверждающее ваше нахождение за границей. Электронный билет, скан паспорта с въездным штампом. Я в пятницу иду в суд один и переношу заседание.
На следующий день я взял в центре справку об ухудшении состояния пациентки и отправил курьерской службой Олегу вместе с распечаткой билета и сканом заграна. Потом позвонил отцу и предупредил, что задержусь недельки на две. И добавил:
- Не вздумай Ларисе ничего говорить.
- По-твоему, дядя совсем дурак? – буркнул он сердито. – Ты у Пылаевых-то был?
- Нет. И не собираюсь. С теть Ритой повидался бы, а тестя точно видеть не хочу. Поля им звонила, но не сказала, что ей хуже. До выходных ничего не узнают, а значит, и Ларисе не стукнут. Нам нужно время потянуть, как можно дольше, раз уж так все пошло через жопу.
Полинка немного отошла, но выглядела все еще неважно. В клинику ее решили пока не переводить, оставили в центре, подключив на сутки кардиомонитор.
- Все-таки побуду с тобой, - сказал я, усаживаясь рядом с кроватью. – Будем считать, что у меня отпуск.
- А как же суд? – нахмурилась она.
- Подождет суд. Не горит. Теперь все так обернулось, что может тянуться долго. Очень долго.
- Пока мне не исполнится восемнадцать?
- Именно. Если проиграем, так и будем действовать. Подавать апелляции, одну за другой, чтобы решение не вступило в силу.
- Простите, вас просит зайти главврач, - в комнату заглянула медсестра.
- Отдыхай, я еще приду, - поцеловав Полину в лоб, я вышел.
- Мсье Морозов, - главврач, жизнерадостный румяный толстяк, приглашающе махнул рукой в сторону кресла, - у меня к вам серьезный разговор. Мы пока не стали переводить Полин в клинику, но скажу прямо, ее динамика внушает опасение. Рекомендую все же подумать о пересадке донорского сердца.
- В России, к сожалению, это дело очень небыстрое. У нас большие проблемы с пересадкой детских органов. Подростку могут пересадить сердце от взрослого, но слишком много факторов должно совпасть.
- У нас тоже небыстрое, - он покачал головой. – Хотя таких проблем нет. К тому же кардиоцентр в Цюрихе, с которым мы сотрудничаем, подключен к международному донорскому регистру, это может ускорить дело. Вопрос в оплате. Полин не гражданка Швейцарии и не имеет постоянной страховки. Минимальная стоимость операции – пятьдесят тысяч долларов, а в подобных случаях доходит и до ста. Но допустима частичная оплата по страховке родственника.
- Деньги не проблема. Что нужно?
- Письменное согласие ваше и матери девочки. Документ о том, что она не стоит в листе ожидания в России. Выписка с банковского счета, подтверждающая платежеспособность. Как только состояние Полин стабилизируется, мы направим ее на консультацию в Цюрих. Вам, разумеется, нужно будет поехать с ней. Там дадут окончательное заключение. Желательно на тот момент уже иметь все документы, тогда ее сразу внесут в регистр. Подходящее сердце может найтись через год или два, а может, и на следующий день. Тут уж как повезет. Многие, к сожалению, умирают, не дождавшись. И учтите, сама по себе операция – это риск, а средний порог выживаемости – десять лет. Но без пересадки…
- Все понятно, - я встал и пожал ему руку. – Большое спасибо. Займусь немедленно.
Юля
Парадокс, но с единственной рюмки меня развезло так, словно вылакала в одни ворота целую бутылку. У сцуко-робота кончился завод, как у механической игрушки с ключиком. Сидела, смотрела в одну точку, а по щекам сплошным потоком текли слезы. Я даже не всхлипывала, просто иногда вытирала их ладонью, проигнорировав протянутую Сергеичем коробку салфеток. Он ничего не спрашивал, не пытался успокоить, будто чувствовал, что мне надо выпустить из себя все скопившееся. Дождался, пока Ниагара не иссякла, и вздохнул тяжело:
- Прости, Юля, дурака старого. Если б знал, что все так критично, не стал бы тебя заставлять.
- Да нет, Сергеич, - я покачала головой, пустой, но весившей, по ощущениям, не меньше тонны. – Ты все правильно сделал. Мне это было нужно. Вот сейчас понимаю, что нужно. Чтобы поставить точку. Я думала, что там уже точка, но нет. Многоточие. Сидело где-то глубоко внутри и долбило морзянкой: ну почему вот так все вышло? А сегодня мне все стало ясно. И мы теперь с ней в расчете. Я могу эту дверь закрыть и жить дальше.
- Ну вот что, Юленька, давай-ка ты с мордана мейк-арт сотрешь, и я тебя домой отвезу. А по дороге покалякаем про дела наши скорбные.
