— Милиция не страшна... — повторила она за мной, и теперь ее слова с трудом выдавливались изо рта, как пересохшая паста из скукоженного тюбика. — А как ты считаешь, меня не могут тоже убить? Как Малея? Как Женьку с Котиком?

Вот, значит, что у нее в-третьих. Что тут ответить? Назвался груздем... то бишь объявил себя профессионалом, полезай в кузов.

— Могут, — сказал я по возможности ровным голосом. — Как помнишь, я примерно с этим к тебе и пришел в прошлый раз. Но ты не поверила. А сейчас, если хочешь мой совет, скажу одно: лучше всего тебе прямо завтра куда-нибудь уехать. С глаз долой.

Говоря это, я не слишком сомневался в ее реакции, поэтому, когда она, еще сильнее сжав мои руки в своих, отрицательно помотала головой, не удивился.

— Нет, нет, — пробормотала Верка. — Мне нужен не совет. Мне нужна охрана.

— Это не ко мне, — сообщил я сухо, одновременно пытаясь освободить руки, но она держала их крепко. — Я не занимаюсь охраной, у меня нет такой возможности.

— Я заплачу, — с придыханием прошептала она, вплотную приблизив свое лицо к моему. — Я заплачу, сколько скажешь. Ты же знаешь, скоро у меня будет огромная куча денег.

На меня пахнуло запахом табака и свежего коньячного перегара, я слегка отстранился и попытался вразумить ее:

— Один человек не в состоянии обеспечить надежную охрану. Обратись в большие агентства.

— Я уже обращалась, — с досадой пробормотала Верка. Маленький красный язычок быстро-быстро бегал по клавишам ее белых зубов в непосредственной близости от моей щеки, грудь часто-часто вздымалась. — Это стоит очень дорого, они же не знают всего и не поверят мне в долг. А ты знаешь. И... мы ведь с тобой не чужие... — В этом месте я с испугом услышал в ее голосе хриплую нотку страсти. — Ты ведь не забыл, ты ведь помнишь, как мы любили друг друга...

Сразу вслед за этими словами ее губы навалились на мои, требовательно раздвигая их, впиваясь все глубже и глубже, и на мгновение я тоже утратил контроль, ответив на поцелуй. Но Верка этим не ограничилась. Крепко охватив мою шею и увлекая меня за собой, она начала медленно откидываться назад, на мой рабочий стол. При этом ноги ее также не бездействовали, довольно ловко и уверенно взлетев на мои бедра, от чего узкая черная юбка окончательно съехала вверх, и я с изумлением увидел, что под ней ничего нет. То есть, там, разумеется, было все, что положено. Кроме трусиков.

Приложив довольно серьезное усилие, я все-таки вырвался из крепких Веркиных объятий. Не могу сказать, что все во мне клокотало от возмущения — жизнь давно лишила меня большинства глупых иллюзий. Но некоторая горечь при мысли о том, чем в конце концов обернулась история моей первой любви, все же присутствовала.

— В долг еще можно было бы поверить, — едко сказал я, выпрямляясь, — а вот натурой не берем.

Резко соскочив на пол, она с размаху залепила мне оплеуху, так что в ушах зазвенело. После чего яростно одернула юбку, метнула в меня испепеляющий взгляд и стремительно выкатилась вон. А я остался стоять посреди комнаты, размышляя над иронией судьбы.

Мне сейчас предстояло отправиться в ночь на довольно небезопасное мероприятие, конечной целью которого было найти убийцу, в результате чего обеспечить гарантию в том числе и Веркиной жизни. Но минуту назад я почему-то очень гордо отказался не только от платы за это в ближайшем будущем, но и от того, что, можно сказать, недополучил в далеком прошлом. Может, зря?

В ультрафиолетовых лучах прибора ночного видения особняк, принадлежащий детективному агентству «Скорпион», казался мрачным миражом, погруженным в зеленоватый сумрак замком с привидениями, сквозь плотно зашторенные окна которого не пробивались даже слабые сполохи света. Я уже минут сорок наблюдал с противоположной стороны затерявшегося в замоскворецких лабиринтах переулка за этим домом Эшеров, но так и не составил пока определенного плана действий.

Между тем, время поджимало. Конечно, если бы по дороге сюда мне не пришлось сделать огромный крюк для заезда аж в Текстильщики, я бы нервничал меньше. Но с другой стороны, не нанеси я визит обретающемуся там другу детства Генке Аптекову, терялся вообще всякий смысл в моем нынешнем бдении у стен, так сказать, вражеской крепости. Шел второй час пополуночи, а вопреки распространенному мнению, глухая ночь — отнюдь не самая подходящая часть суток для всякого рода темных дел. Недаром львиная доля преступлений приходится на вечерние часы, что естественно: уже стемнело, но улицы пока не опустели, и каждый выходящий из подъезда человек или отъезжающий автомобиль еще не кажутся подозрительными. Мое дело явно относилось к разряду темных. А типа с биноклем, который вот уже скоро час, не выходя из машины, пялится куда-то в темноту, признал бы подозрительным даже младенец.

Разумеется, это гипербола: притаившись на заднем сиденье, я старался не слишком себя афишировать. К тому же можно было надеяться, что в такое время младенцы по улицам не разгуливают. Но, кроме шуток, время шло, и часики тикали отнюдь не в мою пользу. Ибо мысли о том, чтобы уехать отсюда несолоно хлебавши, я не допускал, а если еще немного проторчать тут в нерешительности, начнет светать — и тогда все точно пойдет насмарку. Сунув прибор ночного видения в сумку к прочему приготовленному на сегодня инвентарю, я решительно распахнул дверцу и выбрался наружу.

Причин моих колебаний и опасений было по крайней мере две. Одна заключалась в том, что с помощью визуальных наблюдений мне так и не удалось с точностью установить, в какой из комнат находится охрана. Другой причиной были скрытые телекамеры наружного наблюдения. Я не сомневался, что они есть — это азбука любой грамотно организованной системы безопасности. Но обнаружить их мне не удавалось. Ну что ж, похоже, это как раз тот самый случай, когда глаза боятся — руки делают.

Впрочем, поначалу пришлось задействовать ноги. Особняк стоял в глубине квартала, от проезжей части его отделяла витая чугунная решетка с узорными воротами и небольшой газон, после прошедшего дождя тускло поблескивающий в рассеянном свете уличного фонаря. Ворота, хоть и снабженные калиткой, мне явно не годились: вряд ли удастся незаметно пересечь эту открытую со всех сторон лужайку, поросшую чахоточным городским кустарником, не способным надежно укрыть даже кошку. Поэтому лобовая атака отменялась, и в поисках обходных путей я двинулся по тротуару вправо, туда, где посреди соседней грузной пятиэтажки с облупившимся фасадом чернела разинутая пасть подворотни.

Под подошвами хрустело битое стекло, шелестели обрывки бумаги, а может, не убранные с прошлой осени сухие листья. Успешно миновав, судя по запаху, притаившиеся во мраке мусорные баки, я оказался на дне глубокого каменного мешка. В незрячих окнах, выходящих в этот колодец, не было ни огонька, и только благодаря размытому в редеющих тучах лунному пятну мне удалось рассмотреть, что двор проходной. Следующая арка с низким, как в склепе, потолком привела меня на тюремного вида задворки, с трех сторон окруженные кирпичной стеной в два человеческих роста. Это был тупик. Но если я не утратил ориентации, нужный мне особнячок должен был располагаться где-то совсем близко по левую руку, и, прежде чем повернуть назад, я для очистки совести решил все-таки обследовать преграду с более близкого расстояния, за что неожиданно оказался вознагражден.