Здесь были одни фотографии. Как я вскоре определил, шлак, пересортица, то, что не пошло в дело: смазанные, нечеткие или снятые на слишком большом расстоянии. Но и они позволяли сделать кое-какие ошеломляющие открытия.

Вот, например, бездарный частный детектив Станислав Северин вылезает из принадлежащего ему автомобиля «опель-кадет». Вот он, самонадеянный тупица, полагающий, что всегда с легкостью определяет за собой «хвост», входит в подъезд собственного дома. А вот тоже примечательная панорама: крупным планом номерной знак «кадета» на фоне офисных окон уже упомянутого самовлюбленного детектива. Как говорится, полный набор.

Это что же получается, растерянно думал я, по инерции продолжая перебирать фотографии, на которых мелькали теперь уже чужие лица, автомобили, подъезды. Это ж выходит, что минувшим вечером ванинские хлопчики вели меня отнюдь не от «Авто-Мира». Что им прекрасно известны были и мой адрес, и номер машины. И что мои лисьи петляния с целью увести преследователей от «опеля» были столь же нелепы, сколь бессмысленны. А еще получается... Рука, перебирающая карточки, замерла на весу. И точно так же замерла, зависла в безвоздушном пространстве потерявшая всякую опору предыдущая мысль. Не было сомнений, что я держал перед собой фотографию автомагната Бориса Федоровича Блумова.

Да, его словно кошкой зализанную морду я узнал сразу, несмотря на качество снимка. Тем более что за первой фотографией следовали новые. Бобс под ручку со своей супругой выходит из подъезда Стеклянного дома. Отдельно мадам Блумова с корзинкой прогуливается, по всей видимости, между овощных рядов на рынке. Снова они оба — усаживаются в свой серо-стальной, как подводная лодка, «роллс-ройс».

Я вообще перестал что-либо понимать. Но уже по инерции продолжая разбирать фотографические завалы, наткнулся на очередного знакомого — жизнерадостного толстяка с обвислыми щеками и маленьким обрубленным носом, похожего на добрую беспородную дворнягу. Лев Сергеевич Пирумов также был представлен во всех ракурсах: на выходе из дома, при входе в юридическую консультацию, за рулем автомобиля.

Зло швырнув карточки обратно в ящик, я сидел над ними в некотором оцепенении. Самым сильным желанием было немедленно сорвать противогаз и вдохнуть свежего воздуха: пот под маской заливал мне глаза, все лицо горело и чесалось. Закись азота тяжелее атмосферы, которой мы дышим, и по идее должна была бы сгуститься внизу, но я все равно боялся рисковать, мне сейчас, как никогда, требовалась ясная голова. Для профессионала назначение фотографий не вызывало сомнений. Поскольку никакого компромата на них зафиксировано не было, они могли служить только иллюстрацией к распорядку дня изучаемых персонажей. Ну, и еще для полной идентификации — чтоб в случае надобности ни с кем не спутать. А когда такие люди, как ва-нинская братва, начинают запасаться чьими-то портретами, исследовать его распорядок дня, место жительства, работы, средства передвижения, это может означать только одно. Скоро вокруг головы этого человека запляшет розовый зайчик лазерного прицела...

Стоп. Я несу чушь.

Из беседы, записанной в кабинете Блумова, мне известно, что давеча на кладбище действовал киллер по кличке Мойва. По указанию Бобса он должен был убрать... Кого? Предположительно, банкира Забусова, судя по неприязни, с которой Блумов о нем отзывался. То есть Бобс и есть тот самый убийца, вернее, заказчик и организатор.

Но с этим никак не клеются только что обнаруженные мною фотографии. Кто-то нанял ванинских охранять подходы к умирающему Арефьеву. И до сих пор я предполагал, что этот же «кто-то» заплатил им за четыре уже совершенных убийства. Он же дал указание зарезать и меня. Все просто и логично: вот жертвы, а вот преступник. До самого последнего времени я не сомневался, что это Блумов, но теперь появились серьезные сомнения.

Во-первых, как я уже говорил, ванинские, оказывается, вели меня отнюдь не от его конторы, а знали о моем существовании гораздо раньше. Во-вторых, эти карточки. Не мог же Блумов заказать свое собственное убийство. В-третьих, разительно отличающиеся способы убийства: Мойва работает как профессионал достаточно высокого класса, пользуется отличной винтовкой с лазерным прицелом, а все предыдущие жертвы уничтожены по-мясницки — зарезаны, отравлены, выкинуты в лестничный пролет. И кстати, в-четвертых, это косвенно подтверждается тем, что среди обнаруженных в ящике у Динамита фотографий нет ни Котика с Женькой, ни Малея.

Наконец, в-пятых...

В-пятых, я уж совсем никак не мог объяснить того, что в списке кандидатов в покойники оказался Пирумов. Кому из наследников мог при дележе помешать адвокат? Ответа на этот вопрос я не знал. Зато с большой долей вероятности мог теперь заключить: заказчиков убийств, как минимум, двое. Один из них Блумов, но, к сожалению, мне, похоже, не стоит рассчитывать найти в офисе «Скорпиона» следов Лешака и Мойвы. В этом смысле мой отчаянный рейд во вражеский тыл результатов не принес. Мне доподлинно известно, что завтра киллер по кличке Мойва готовится совершить очередное убийство, но где, в котором часу и даже кто жертва — не знаю.

А знаю теперь только то, что ванинские работают не на Блумова, они наняты кем-то другим, мне до сих пор неизвестным. Это, конечно, говоря языком формальной логики, всего лишь доказательство от противного. Но сказать по правде, доказательств от приятного я в этой истории вообще что-то пока не усматривал.

Пора было сматывать удочки. Однако тут, как боец в атаку, во весь рост поднялся вопрос: что делать с найденным мною оружием и взрывчаткой?

Во мне живет милиционер, мент, который за многие годы работы в угрозыске въелся в поры, в печенку, в душу. Он настойчиво предлагал из ближайшего автомата позвонить дежурному по городу и попросить (анонимно, разумеется) прислать опергруппу. Частный сыщик угнездился в тех же частях моего организма гораздо позже, но в данном случае тоже имел свои резоны. А состояли они вот в чем. Ну, накроют эту малину, конфискуют ружья и бомбы. Но ведь налицо будут и следы моей, мягко скажем, не слишком законопослушной деятельности. К тому же не только Динамита, а вообще никого из банды, кроме двух шестерок там, внизу, не повяжут. И, разумеется, поскольку все замки взломаны, вполне естественно будет утверждать, что все это хозяйство просто-напросто подкинуто. Зато, если доблестная наша милиция еще будет только гадать насчет своего неизвестного доброжелателя, то уж ванинские сообразят быстро. Конечно, то, что мне страстно нашептывал в ухо этот самый очень частный детектив, не лезло ни в какие ворота по сравнению с такими мелкими нарушениями Уголовного кодекса, как незаконное прослушивание разговоров, вторжение в личную жизнь граждан без соответствующей санкции и тому подобные мелочи. То, на что этот сукин сын меня подбивал, тянуло на уничтожение имущества, совершенное общественно опасным способом. Но послушал я именно его.

Для начала следовало сделать способ как можно менее опасным. В подвале, в углу под верстаком, я еще раньше заприметил здоровенный железный ящик — как выяснилось теперь, вместилище разного ржавого слесарного инвентаря и промасленной ветоши. Это, конечно, было не Бог весть какой амортизирующей подушкой, но лучшей я не видел. Однако, когда выдвинул ящик на середину помещения, под ним в полу оказалась ржавая стальная крышка. Не без труда отвалив ее в сторону, я обнаружил короткую сварную лесенку, уходящую метра на полтора вглубь. Из дыры пахнуло гнилой сыростью и прелью, а в свете фонарика стало ясно, что это что-то вроде канализационного люка, где коммуникации особняка подключаются к городским. Вечно мокрые бетонные плиты перекрытия снизу обросли комьями плесени, но на их прочности это не сказалось, и можно было надеяться, что домишко тряхнет, как надо, а окружающие здания при этом сильно не пострадают. Я аккуратно спустил вниз взрывчатку, для чего мне пришлось сходить туда-обратно не менее четырех раз, после чего сверху уложил ружья, пистолеты, автоматы и прочие аксессуары, закрыл люк, а сам ящик, еще больше завалив его для верности всяким металлическим и матерчатым хламом, как можно глубже задвинул под верстак.