Детские бредни, но ведь и понятие о коммунизме как высшей стадии человеческого развития тоже похоже на детскую мечту о том, что вот было бы здорово, если бы игрушки, конфеты и мороженое не продавались бы за деньги, а можно было бы взять сколько душе угодно. Подобные мечтания основываются на вере в то, что я буду разумен в той же степени, как и другие, а другие разумны, как я, и что никому не взбредет в голову, когда наступит обильное будущее, взять больше игрушек, чем требуется, и тем более рвать у кого-то из-под носа игрушку, но как быть, как быть с извечным человеческим желанием невозможного: играть во все игрушки мира сразу, иметь власть не только над собой (что, как уверяют философы, есть высшая духовная победа и радость), но и над тысячами, миллионами других, куда денется в каждом из нас тот владетельный султан, который держит в своем мысленном гареме больше женщин, чем суждено ему ночей до конца его жизни? Мрак, мрак, думал Неделин, впервые и неожиданно для себя наткнувшийся на эти мысли, вынужденный перерабатывать их в себе самостоятельно, дилетантски…

Проживая в гостинице последние деньги, Неделин целыми днями ходил по городу. Он уже терял надежду. В самом деле, почему Субтеев должен быть в Полынске? Если он не объявился и не настиг Неделина, это еще ничего не значит, с ним могло случиться всякое: угодил в психушку, уехал в южный город, откуда родом, под машину попал, наконец!..

Как-то вечером он забрел в пивной павильон возле танцплощадки, на которой уже вовсю толпилась молодежь – в небольшом пространстве, огороженном решетчатым металлическим забором, предохранением от безбилетников, те, однако, ловко перемахивали через забор на глазах у дружинников, и пока дружинники ловили одного, десять других проникали в очаг радости – деньги, предназначенные на билет, истратив пивом.

Неделин, облокотившись на перила, наблюдал за танцами. Музыка, толкотня, всеобщее возбуждение; так было давным-давно, когда их мужской технологический факультет пригласил на вечер факультет женский – филологический. Неделин сразу приметил двух подруг, которые не отходили друг от друга, стояли у стены посмеиваясь.

Одна была, естественно, красавица с пепельными распущенными волосами, другая тоже ничего себе, но, в общем-то, серенькая девушка: какие-то кудерышки на голове, глаза неумело обведены черным и синим. Неделин понимал, что шансов на красавицу у него мало, но возмутился своей медлительностью – и пошел приглашать ее на танец.

Красавица и серенькая девушка смотрели на него с улыбками: ну в чем дело?

– Разрешите? – спросил Неделин, глядя куда-то меж ними.

– А кого? – засмеялась красавица.

Неделин посмотрел на нее холодно и повернулся к серенькой девушке, оказывая ей подчеркнутое внимание.

– Вас!

Серенькая девушка пожала плечами (ну что ты сделаешь – пристают и пристают!) и милостиво подала руку. Звали ее – Лена.

Она и стала женой Неделина.

Знакомое лицо мелькнуло в толпе.

Лицо Запальцева, то есть Субтеева в обличье Запальцева!

И тут же оно показалось в другом углу танцевального загона, и тут же – в противоположном.

Несколько их, что ли? – или Субтеев заметил его и мечется, желая скрыться?

Неделин взял билет в кассе, прошел сквозь турникет и контролеров. Он боялся отойти от турникета, смешаться с толпой – Субтеев может ускользнуть. Нет, вот он, вот он! – безмятежно и весело танцует с девушкой лет семнадцати, нашептывая ей что-то, – и вот он же, но уже с женщиной лет тридцати, и ей нашептывает, – нет, вот он, с женщиной лет пятидесяти, которая в ответ на его нашептывания, хохоча, обнажает златые зубы и вся колышется.

Что за чертовщина!

Неделин, расталкивая танцующих, устремился к Субтееву, ориентируясь на златозубое сияние (отражался свет фонарей), хлопнул по плечу, мужчина обернулся и оказался пожилым человеком.

– В чем дело?

– Извините…

Так было несколько раз: завидев Субтеева с очередной партнершей, Неделин спешил к нему, грубо толкаясь, но когда подходил, партнерша оказывалась та же самая, Субтеев же исчезал, на его месте уже был другой. Обливаясь по´том, Неделин опять увидел своего двойника, бросился, подпрыгивая, чтобы поверх голов ежесекундно видеть его, наступил кому-то на ногу, обиженный ухватил его, чтобы отомстить словом или делом, Неделин хотел вырваться, глянул – и! – Субтеев! – и сам схватил его за плечи.

Так они стояли долго, и глаза Субтеева, затуманенные любовной одурью, начали проясняться. Он понял.

– Отойдем, – сказал Неделин.

– Нет.

– Я сказал!

И поволок его в угол площадки, прижал к ограде, посмотрел в глаза.

– Я не согласен! – сказал Субтеев.

– Делать нечего. Ты пойми. Если бы я отдал тебе свое собственное тело, это еще ничего. Но то, в чем ты находишься, оно принадлежит другому человеку.

– А ты кто вообще? Фокусник, волшебник, маг? Инопланетянин? Или это научный опыт такой?

– Неважно. Тебе придется вернуться. Этот другой человек ждет, я должен возвратить ему его тело. А оно у тебя. Понял? Тебе ничего не остается делать, нужно отдать.

– Ни за что. Или давай мне другое, но тоже здоровое.

– Не сходи с ума… Ты ничего такого не успел сделать?

– Я жил. А ты что поделывал?

– Меня, то есть тебя, вся страна знает. Правда, под псевдонимом – Неделин.

– А я вот не знаю! Поди ж ты! – Субтеев понемногу забирал нахальный тон.

– Ты основатель нового направления в рок-искусстве. Смотри, не урони марку. Вот тут все описано. – Неделин показал тетрадку и сунул ее обратно в карман. – Останется тут, при тебе. Главное – опасайся Лены. Она… Тут все описано.

– Какая Лена? Меня ждут, я пошел.

– Стой! – Неделин схватил его за руку. – Я понимаю, тебе не хочется. Но иначе нельзя. Каждый должен нести свой крест. Твой крест – искусство и слава. Мужайся, Владик.

– Иди ты! У тебя все равно не получится. Мне ведь, как я понял, нужно пожелать – обратно? А я не желаю.

Неделин схватил его за грудки, встряхнул, повернул к себе лицом. Все произошло, как он предполагал: Субтеев не хотел перейти в него, но испугался, что может захотеть, и как только испугался этого, как только представил, что это возможно, – перешел.

– Вот и все, – сказал Неделин, отцепляя от себя руки Субтеева. – Прости, брат. Это не я – это природа шутки шутит.

– Сволочь, – прошептал Субтеев. – Не хочу.

– Поздно.

– Отдай, – заплакал Субтеев. – Я ведь повешусь.

– Ну-ну. Люди без рук, без ног, в параличе – живут. Надо быть мужественным.

– Нет! Не смогу! – Субтеев хлопнул себя рукой – и рука вдруг замерла – и закопошилась.