Живет, наверное, один, в какой-нибудь полуподвальной комнатушке, средь голых стен, ест на грязной табуретке, заменяющей стол, спит на грязном тряпье и ко всему привык уже – и к вони жилья, и к своей собственной, и к тому, что целыми днями ноги идут мимо окон; все ноги, ноги с утра до вечера, и нищенство для него давно уже не унижение, а образ жизни.

Неделин снял очки, чтобы лучше разглядеть нищего, и тут же, встретившись с ним глазами, опомнился, испугался, поспешно надел очки.

Но что-то, что-то странное так и подмывало опять посмотреть на нищего незатемненным взглядом. Ощущая тошноту страха где-то в животе, Неделин вновь снял очки. Нищий ответил ему глазами своими, равнодушными, – без вопроса, без удивления, смотрел просто пусто – и в этой пустоте было что-то завораживающее.

Сходишь с ума, сказал себе Неделин.

«Грязный угол. Забвение. Помереть раньше смерти, чтоб не ждать ее, гадину», – шепнул кто-то.

«Я молод еще, мне об этом рано…»

«Все равно – по-прежнему не сможешь жить. Соскучишься».

«Почему? Хочу к жене и детям. Люблю жену и детей. Хочу жить с ними, как нормальный человек!»

«Врешь! Лучше сделай счастье этому убогому. Большего ты в жизни не сумеешь. Благословясь – попробуй!»

«Слова-то какие: „благословясь!“ Я в Бога не верю».

«А он в тебя – верит».

«Казуистика!»

Так что-то бормотало в Неделине и ссорилось, меж тем они с нищим все смотрели друг на друга, будто соревнуясь, кто дольше выдержит, не отведет глаз.

Вот-вот, чуть-чуть… – и ничего… Переход не состоялся.

Почти обидно. Неделин отвернулся.

Старуха, торгующая цветами, достала бутылку, стала аккуратно пить бережливым ртом.

– Дай хлебнуть, – хрипло сказал ей нищий.

Старуха отняла бутылку ото рта и, утираясь, отозвалась:

– Ена теплыя, противныя!

– Все равно. Спеклось все.

Старуха посмотрела бутылку на свет и удивилась:

– А ена и кончилась!

– …! – выругался нищий.

Неделин подошел к бочке с квасом, что была неподалеку, взял кружку холодного пойла, встал прямо перед нищим и начал медленно пить. Сейчас нищий позавидует его утолению жажды, значит, позавидует ему в целом – и…

Но ничего не произошло.

– На, пей! – Неделин сунул кружку нищему и ушел не оглядываясь.

И пот выступил от пережитого страха, и стыдно почему-то было, и жалко – нищего, себя, всех на свете…

Рано утром Запальцев, муж милой жены Лены и отец двух смышленых пацанов, вышел из дома со свежестью и энергией в серых острых глазах, сел в машину, провел рукой по гладкости руля, и тут кто-то постучал в окно. Он посмотрел, все понял, включил мотор, дал газ, и машина сорвалась с места, но тут же резко затормозила и поехала назад. Дверца открылась.

– Садись быстро!

Неделин сел.

Долго ехали молча.

– Ну давай, – сказал Запальцев. – Рассказывай. Как ты это делаешь и зачем ты вообще это сделал?

– Не я это делаю.

– А кто?

– Не знаю. То есть я, конечно. Но откуда такая способность – не понимаю. К врачу надо будет обратиться.

– Твое дело. Учти, если ты хочешь обратно, ничего не выйдет. Я не согласен.

– Ты успел машину купить?

– А почему бы и нет?

– То есть ты спокойно занял мое место? То есть ты вжился? Как тебе это удалось?

– Я занимаю свое место! – внушительно сказал Запальцев.

Неделин сбоку посмотрел на него: экий представительный мужчина, кто бы мог подумать, что из его внешности можно такое сотворить. И подбородок как будто стал тверже, и глаза вроде больше, и губы резко очерчены, волосы подстрижены красиво и, кажется, уложены с помощью фена. Франт, франт! И машина!

– Нет, в самом деле, откуда машина?

– Купил. Ты-то, я смотрю, ничего не нажил.

Вид у Неделина был и впрямь потрепанный.

– Наживешь тут, – отпарировал Неделин, – когда за тобой милиция по всей стране гоняется. Мошенник, спекулянт и все такое.

– Срок давности вышел.

– Ты уверен?

– А тебе-то что? – холодно спросил Запальцев.

Но Неделин уже не тот Неделин и так с собой обращаться не позволит.

– Не вякай, – сказал он. – Машина мне твоя не нужна. А вот остальное – будь добр.

– Остальное?..

Запальцев соображал, как ему быть. А мог бы ведь заранее продумать этот вариант – возвращение хозяина нынешнего его тела. Если бы только тела! Оттягивая время, Запальцев решил представиться смирившимся – и рассказал о своей послепревращенческой жизни.

Его столярные увлечения продолжались несколько месяцев и надоели ему. Он решил подняться по служебной лестнице за счет общественной работы, так как на ниве общественной деятельности, партийной и профсоюзной, можно продвинуться, не имея никаких профессиональных знаний и ровно столько ума, чтобы двум свиньям щи разлить. Нужна лишь определенного рода смекалистость. И он пошел продвигаться, пошел, пошел – но и это наскучило, не принося к тому же больших доходов. Натура брала свое, Запальцеву, как и прежде, хотелось риска, захотелось ходить по краешку – и вдруг в один день сорвать солидный куш. Впрочем, он усмирил в себе нетерпеливые желания и выбрал путь риска полублагородного, пошел в кооператоры, основав для начала маленький кооператив по ремонту квартир, а потом, так и оставив эту вывеску, разворачивал дела все шире и шире, занимаясь посредническими, торгово-закупочными и прочими серьезными делами. Уже он стал солидной фигурой в деловых кругах, ворочал большими средствами, но их не обнаруживал. Ну машину, допустим, купил – мелкое дело. Ну, дачку построил на Волге – тоже не бог весть что. А в остальном ограничивал себя – не время. Жена доверчиво относилась к резким переменам в судьбе мужа, в последнее время она привыкла полагаться на него и знала: если он что делает, значит, это нужно в первую очередь для семьи.

Они жили дружно и хорошо, несмотря на то, что к Запальцеву пришла новая любовь: секретарь-машинистка Леночка со знанием английского языка (в скором времени предполагался выход на иностранные фирмы). Леночка была очень строгих правил, и это Запальцева восхитило, два месяца он только заглядывал ей в глаза и каждое утро клал ей на стол букет роз, через два месяца написал письмо в стихах, это на Леночку подействовало, и он стал счастлив окончательно, сняв для встреч с ней уютную квартирк у, хозяева которой уехали на год на заработки за границу. О том, чтобы порывать с семьей, и речи не было, он жену тоже по-своему любит, детей – тем более, любовь со стихами – одно, любовь семейная – иное.