Кто их противник? Кто поубивал их, несмотря на все их пистолеты и автоматы?

Это был центральный вопрос, на который желал и пытался ответить Александр Владимирович, зарываясь в тома уголовных дел. На который он отвечал. И от ответа на который входил во все большее замешательство.

Баллистические экспертизы показали, что по меньше! мере пять человек на Агрономической были застрелены и пистолетов, принадлежащих гражданину Иванову. Потому что на одном были обнаружены отпечатки его пальцев, причем не просто отпечатки, а кровавые отпечатки. А второй послужил орудием убийства еще четырех человек на улице Северной. И на нем тоже были отпечатки его пальцев. Соответственно между этими убийствами случилось еще одно, где гражданин Иванов не просто убил человека, а жестоко пытал его, спиливая до самых десен зубы напильником. Причем на рукояти этого напильника опять были найдены его «пальчики».

Конечно, если проявить особую, не свойственную работникам органов дознания сверхподозрительность, если отказаться от существующей системы представления в суд доказательств вины подозреваемого, то можно поставить под сомнения результаты экспертиз или предположить, что кто-то злонамеренно оставляет пальцы гражданина Иванова на месте преступлений и на оружии, с помощью которого совершаются убийства.

Но куда в этом случае деть показания свидетелей, собственными глазами видевших гражданина Иванова с этими пистолетами на месте преступления, в момент совершения преступления? Куда деть старушку, видевшую его на месте преступления дважды, в первый раз, когда он спилил зубы и перерезал глотку одному потерпевшему, и во второй, когда он подстрелил сразу четверых?

Куда деть старушку, которая искренне считает, что он охотится за ней одной только, что он непременно вернется, и на том основании забрасывает правоохранительные органы, вплоть до министерства, жалобами и просьбами о выделении ей персональной охраны.

Куда деть свидетельские показания?! И отпечатки пальцев и акты экспертиз, которые во взаимосвязи с этими показаниями превращаются в неоспоримую доказательную базу, которую, не поперхнувшись, проглотит любой, самый придирчивый суд.

Некуда девать! И значит, из всего этого следует, что гражданин Иванов Иван Иванович — крайне опасный и просто-таки патологический тип, для которого убить человека все равно что стакан колы выпить!

Теперь Александр Владимирович несколько иначе взглянул на страхи друзей дяди Федора, которые рассказывали про вездесущего маньяка, постоянно встававшего на их пути. Теперь он перестал подозревать в них психические отклонения, потому что видел перед собой фотографии, протоколы, акты экспертиз и свидетельские показания, которым привык доверять.

Судя по подшитым к уголовным делам документам, гражданин Иванов Иван Иванович, примерный семьянин и рядовой инженер какого-то мелкого полугосударственного предприятия, в течение нескольких недель перестрелял и перерезал десять потерпевших. Причем таких потерпевших, которые не были лишены возможности защищаться по причине того, что имели при себе огнестрельное оружие!

Кроме того, о чем не знают следователи, ведущие дела, потому что не знают о дискетах, есть еще подозрительная во всех отношениях смерть майора Сивашова, подорвавшегося на даче на баллоне с бытовым газом.

И есть самоубийство генерала Петра Семеновича. Вот такая кровавая цепочка выстраивается... Александр Владимирович вновь и вновь лихорадочно перебирал и перелистывал тома уголовных дел, надеясь найти какие-нибудь новые, проливающие свет на личность Иванова, сведения. Но ничего, кроме актов патологоанатомических вскрытий, баллистических и прочих экспертиз и показаний свидетелей, не находил...

Когда, уже почти к вечеру, в кабинет вернулся его хозяин, Александр Владимирович продолжал все так же лихорадочно и безнадежно перебирать раскрытые по всей площади пола, с десятками торчащих между страниц закладок, дела.

— Ну что? — спросил тот.

— Он какой-то серийный маньяк! — тихо сказал Александр Владимирович. — Он убил десять человек.

— К сожалению, больше, — грустно усмехнулся его старинный приятель.

— Что значит больше? — не совсем понял Александр Владимирович. — Есть доказательства на других, проходящих по делу покойников?

— Нет. Но он убил больше, чем десять человек.

— В каком смысле? — все никак не мог сообразить, о чем ему толкуют, Александр Владимирович.

— В прямом. Здесь не все дела, в которых замечено его участие. Было еще одно. Недавнее. В поселке Федоровка. Ты мог слышать...

— Федоровка? Да, да, что-то такое проходило по сводкам. Там, кажется, были какие-то мафиозные разборки и поубивали кучу народа?

— Не поубивали, а поубивал.

— Что?.. Кто?.. Ты хочешь сказать, что это...

— Конечно, следствие по данному делу находится в самом зачаточном состоянии, есть только общие наметки...

— Он?! Ну, говори!

— Я, конечно, не могу брать на себя такую ответственность... Но если судить по стилю совершения преступления, по найденным на месте преступления отпечаткам пальцев и найденному вблизи места преступления оружию...

— Он?!!

— Получается, что он.

— Сколько?.. Сколько человек он убил в Федоровке?

— Много убил.

— Сколько?! Два, три, пять?

— Больше. В поселке Федоровка в общей сложности ой убил еще... четырнадцать человек.

— Сколько?!!

— Четырнадцать.

— Четырнадцать... — шепотом повторил Александр Владимирович и сел где стоял. Сел на том, раскрытый на странице с панорамой полудюжины мертвых потерпевших.

— Десять и четырнадцать... Это же...

«Надо что-то делать. Надо что-то делать. Надо...» — беспрерывным проигрышем звучала в голове одна и та же мысль. Вот уже много часов звучала.

Одна и та же...

Только одна...

В голове Королькова Ильи Григорьевича по кличке Папа... «Что же делать? Что? Что делать?..»

Делать нужно было что-то немедленно. Потому что за последние два дня среди его подручных объявились еще две жертвы.

Одному на даче отстрелили ухо. Так, что вместо вполне симпатичной ушной раковины у него теперь осталось два болтающихся на голове лоскута мяса. Неприятно-пикантная деталь заключалась в том, что его ухо разлетелось на две части в самый напряженный момент обоюдного любовного удовольствия с чувихой другого подручного Папы. Два крика — страсти и ужаса — слились в один. С той лишь разницей, что одному из присутствующих прибыло, а у другого убыло. Ухо.

Вторая жертва пострадала сильнее. Потому что у ней дырка образовалась не в ухе, а в ступне. И тоже не в самый лучший момент его жизни — когда он находился в кабинке сортира ресторана «Вечерний». Неизвестный человек зашел в туалет, дождался, когда в нем никого не осталось, натянул на лицо маску из шерстяной, с прорезями для глаз шапочки, подошел к единственной обитаемой кабинке, тихо постучался и, услышав недовольный голос — «Занято!» — резким ударом выбил дверь.