к выходу, Стил шел впереди. Он не подождал свою спутницу, не взял под руку, как сделал бы Кафферти. Стил остановился переговорить со швейцаром, предоставив Ребекке ловить такси.

В дверь постучали. Кафферти свернул картинку и рявкнул:

– В чем дело?

В щель просунулась голова менеджера:

– Все готово к закрытию. Вызвать машину?

– Я лучше пройдусь. – Кафферти в последний раз проверил, заперт ли сейф; на миг ему вспомнился другой сейф, содержимое которого столь интересовало его во времена оные.

– Сказать Шагу, чтобы сопровождал вас?

– Я не калека, поводырь мне не нужен!

Голова менеджера исчезла, дверь закрылась. Кафферти его напугал. Кафферти всегда мог напугать его. И ему это нравилось.

Жжение в глазах напомнило Ребусу дни, когда он курил и струйка дыма от сигареты уплывала не туда. Но курить он бросил, а жжение объяснялось тем, что он слишком засиделся над делом Мейкла. Ребусу пригодилась бы настольная лампа, но настольной лампы у него не было. Ребус поставил диск —“Лунный танец” Вана Моррисона – на повтор и сделал потише. Он уже собрался было выключить музыку, как вдруг почувствовал, что в спине что-то хрустнуло. Ребус прижал кулаки по обе стороны позвоночника, надавил. Еще хруст.

“Как стертая пластинка, Джон”.

Ребус позволил себе две порции пива и – между делом – пол-упаковки жвачки. Может, позвонить Деборе Куант, поболтать? Но уже за полночь, она наверняка спит. Глядя в окно, Ребус заметил, что в паре квартир напротив еще горит свет. Студенты, наверное. Марчмонт всегда был студенческим районом, даже в те канувшие в Лету времена, когда жена Ребуса, Рона, убедила его купить квартиру именно здесь. Рона была учительницей, и ей казалось, что если рядом много студентов, то “мы останемся молодыми”.

Так-то да.

Ребус не стал так говорить, тогда – не стал. А может, и сказал. Ребусу трудно было вспомнить себя тогдашнего – новичок в большом городе, новичок на работе.

Ребус отвернулся от окна и взглянул на бумаги, громоздившиеся на столе. Он много записывал, причем заглавными буквами – чтобы потом прочитать. Почерк превратился черт знает во что. Но дело Мейкла он теперь знал досконально – наверное, не хуже следовательской группы Шивон Кларк. Вечером Ребусу на телефон пришло сообщение от Далласа Мейкла. Эллиса предупредили, что его навестит один человек. Теперь бы выспаться, но, похоже, со сном не заладится. Ребус весь вечер читал, и вот результат: мозг слишком разогнался. Чтобы мотор сбавил обороты, понадобится еще один круг “Лунного танца”. А значит, можно малость посидеть за столом, в последний раз перечитать материалы дела. Или так, или вывести Брилло на ненужную прогулку.

Ребус сменил “Лунный танец” на следующую композицию и вернулся к работе.

вторник

28

Во вторник, в одиннадцать утра, Эмили Краутер позвонила Шивон из Портаун-хаус. Она приехала туда с группой криминалистов и теперь наблюдала за их успехами.

– Ты глазам своим не поверишь, – сказала Эмили. – Подожди, я сейчас пришлю пару фотографий.

Она отключилась, и Кларк стала ждать. Шивон сидела в кабинете следовательской группы за столом, на котором лежали паттер, найн-айрон, две тишки[21] и два мячика для гольфа – всё подарки от Грэма Сазерленда, прибывшие этим утром. В другом углу кабинета ее коллеги фамилию за фамилией прорабатывали список, составленный с помощью Дерека Шенкли: звонили, договаривались о времени допросов. Через несколько секунд телефон Шивон возвестил, что фотографии получены. Фотографий оказалось три. Эксперты-криминалисты в белых комбинезонах разнесли дом чуть не по досочке: снимали половицы, соскабливали со стен штукатурку на предмет анализа. Брэнд пожелал присутствовать лично. На одной из фотографий он, с собственным фотоаппаратом, нависал над Хеджем Этуолом, изучавшим кусок половицы. Кларк позвонила Эмили Краутер.

– Он как будто получает удовольствие, – заметила она. – Эксперты что-нибудь нашли?

– Насколько я знаю, нет. Но Хедж держит рот на замке, здесь же гражданский. Когда поедем в Глазго?

– Давай после часа пик. Где-нибудь в половине седьмого.

– Наверное, к половине седьмого здесь еще не закончат. Тут двадцать комнат и три этажа. Дом облезлый, но просто грандиозный. Как думаешь, почему он разрешил нам разнести его?

– Потому что это не совсем дом. Это средний палец, который Брэнд демонстрирует Джеки Нессу.

– Значит, фотографии…

– Не сомневайся. Пока мы с тобой разговариваем, они уже летят к Нессу.

– Кстати, о Нессе. Есть новости?

– Машину еще раз обследовали – на случай, если мы что-нибудь упустили. – Тут Кларк увидела, как Сазерленд встает, подходит к телевизору и ищет пульт, чтобы сделать погромче. – Эмили, мне пора…

Она закончила разговор и подошла к Сазерленду, который загораживал ей экран. Звук стал громче. Тележурналист стоял на опушке Портаун-Вудз.

– После допроса кинопродюсера Джеки Несса и нового обыска, начавшегося сегодня утром в принадлежавшем ему прежде доме (дом расположен по ту сторону рощи у меня за спиной), было установлено, что ноги жертвы, частного детектива Стюарта Блума, обнаруженного в своем “фольксвагене-поло”, были скованы наручниками. Об этом буквально несколько минут назад сообщило новостное интернет-агентство. Мы еще не установили подлинность этого заявления, но опровержений со стороны полиции пока не последовало.

Сазерленд взглянул на Шивон и проворчал:

– Потому что нас ни о чем не спрашивали.

– Пресс-служба должна была нас предупредить, – сказала Шивон. – Они-то наверняка знают.

Сазерленд протянул руку:

– Будь добра, дай мне какую-нибудь клюшку, расколошмачу гребаный телевизор.

Внезапно разом зазвонили мобильники – и у Кларк, и у Сазерленда, следом подал голос стационарный телефон, в данный момент не оккупированный ни Ридом, ни Гэмблом. В дверях возникла Тесс Лейтон – тоже с прижатым к уху мобильником. Шивон кивнула на телевизор – Сазерленд как раз убавлял звук. Фокс, присоединившийся к Лейтон, посмотрел на Шивон и поднял бровь, словно говоря: попробую выторговать себе еще день.

– Ну ладно, – заговорил Сазерленд, – мы знали, что это случится. Все равно на сегодня, на вторую половину дня, назначена пресс-конференция, там и займемся всеми этими вопросами. Или, во всяком случае, ими займется старший инспектор Моллисон…

Словно подтверждая слова Сазерленда, с лестницы донеслись тяжелые шаги. Суперинтендант размашисто вошел в кабинет; лицо его внушало ужас.

– Сэр, мы только что сами все слышали. – Сазерленд виновато вскинул руку.

– Семья на стенку полезет, – бросил Моллисон. – Как будто они еще не все на нас вывалили!

И действительно, картинка на телеэкране сменилась с Портаун-Вудз на Феттс. Перед полицейским участком стояла Кэтрин Блум; за спиной у нее, словно на случай нападения, маячил суровый полицейский. Когда камера слегка отъехала, к Кэтрин приблизился Дугал Келли. Сазерленд снова прибавил звук.

– Мы всегда знали, – эмоционально, дрожащим голосом говорила мать Стюарта Блума, – что полиция отнеслась к