— Вероятно, это вам покажется неуместным, но… я кое-что принес.

Он положил на стол блестящую брошюрку с логотипом Государственной службы здравоохранения. «Как распознать контроль через принуждение». Фотография плачущей женщины, запертой в ванной, за дверью которой стоит орущий на нее мужчина.

— Просто в тот день в больнице было что-то такое в вашем поведении. Вы очень нервничали. А во время беременности риск домашнего насилия выше всего.

Я заморгала:

— О… это не… — и замолчала.

Ник никогда не кричал, никогда не махал кулаками. Но все равно я находилась под его контролем. Я не могла никуда ходить и ни с кем встречаться без его ведома. Он знал, что я ела, когда я спала, когда выходила из дома. Казалось, ему были известны все места, где я бываю, словно я находилась под его неусыпным надзором.

Выражение лица доктора Холта изменилось, и я поняла, что он собирается сказать что-то трудное;

— Понимаю, Сьюзи. Я знаю, что это не всегда выглядит так, как принято считать. Ушибы, синяки. Но это может быть ничуть не лучше. Только на прошлой неделе в Медуэе был случай — муж задушил жену. Все говорили о том, каким хорошим человеком он был, как сильно заботился о семье.

Я посмотрела на брошюру. Нельзя было брать ее с собой — Ник бы сразу заинтересовался, откуда она.

— Спасибо, — сказала я наконец. — Я подумаю об этом.

Да, не исключено, что мне придется бежать, если Нора действительно та, кем я ее считаю.

Он посмотрел на часы:

— Вот черт! Я опаздываю в клинику. Я серьезно, Сьюзи. Если вам понадобится помощь, мы можем кое-что сделать. Я пойду в полицию вместе с вами, и мы расскажем об этой Норе, если вас это действительно беспокоит.

Я видела, что он мне не поверил. Он считал, что я отрицаю, игнорирую реальную жизненную проблему.

— Могу я хотя бы записать ваш номер на случай, если узнаю что-нибудь еще о Патрике?

Я задумалась. Как объяснить Нику, что мне звонит какой-то чужой мужчина? Но он был врачом. И он готов мне помочь.

— Хорошо, а я запишу ваш, — сказала я и передала ему свой телефон, чтобы он набрал номер, а потом сделала короткий звонок, чтобы мой номер остался у него; это было рискованно.

— Пожалуйста, сказал он, возвращая телефон — Если что-то понадобится, просто позвоните.

Я задумалась об этом на секунду — бросить дом, бросить все свои вещи и укрыться в каком-нибудь общежитии, полном перепуганных женщин. Родить в таком месте ребенка. Я понимала, что ничего подобного не сделаю. Пока не смогу. Но чего же я жду? Наверное, надеюсь на лучшее. Надежда — опасная штука. Она заставляет бежать вперед даже тогда, когда любой реалист уже давно бы сдался и свалил.

Доктор ушел первым, то и дело оглядываясь на меня, а я взяла телефон и сохранила его номер под именем «Андреа X.», как научил меня ты. Еще один обман, еще один шаг от того, чтобы мы с Ником могли все уладить. Выходя из кафе, я выбросила буклет в урну.

Я возвращалась домой, совершенно выбившись из сил. Еще одно дорогое такси, и от моих накоплений почти ничего не осталось. Расплатившись с водителем, я осталась одна в темноте на холодной сельской дороге, по обочинам которой лежал снег. Я увидела свет в доме Норы. Абсурдное чувство одиночества охватило меня, когда машина уехала и ее огни быстро поглотила тьма. Я немного постояла, пытаясь принять решение. Там, за глухими окнами «Плюща», была Нора. Она знала, кто я такая. Но она не знала, что мне тоже известно, кто она. Стоит ли мне встретиться с ней лицом к лицу, или оставить все как есть? Может, сначала придумать план побега?

Я поймала себя на том, что иду к ее дому. Зачем? Сама не знаю. Что я ей скажу? «Прости»! Или «какого черта»! Или «оставь меня в покое, ревнивая карга»! Все не то. Приближаясь к дому, я услышала, как из него над неподвижной дорогой разносится музыка. Это была прекрасная мелодия — колыбельная, вроде той, что играла в тот день в моем доме. Музыка была так хороша, что я решила, будто это запись. Но, заглянув в окно, я, к своему удивлению, увидела Нору играющей на пианино, которого точно не было еще вчера. Я отлично ее видела — занавеска осталась поднятой. Маленькая сырая комната казалась даже уютной, стоило в ней оказаться настольной лампе, зажженной свечке и Норе, игравшей с закрытыми глазами, с улыбкой на губах. Ее пальцы, узловатые, покрасневшие от работы в саду, порхали над клавишами, и на мгновение я поняла, как мало знала о ней. Я ничего о ней не знала, но все же открыла свое сердце и выдала все свои тайны. Какой же я была дурой!

Она заметила меня. Я отпрянула, но было поздно — она подошла к двери. Меня охватила паника, но она высунулась на улицу, и я увидела, что она, как всегда, улыбается.

— Сьюзи!

— Ой, прости. Просто услышала музыку, — пролепетала я, — Не думала, что ты играешь.

— А… Да. Вообще-то, когда-то я играла профессионально.

— Это заметно. Получается просто чудесно, — я попятилась.

— Сто лет не играла, но тут подумала — почему бы снова не купить пианино? С рук оказалось совсем не дорого. Его привезли сегодня. Не зайдешь?

Неужели ей все известно? Неужели я что-то перевернула или оставила какой-то след своего пребывания в доме? Я подумала о таблетках, которые нашла, и поняла, что дрожу. Я постаралась ответить как можно спокойнее:

— Нет-нет, мне пора готовить ужин.

Она укоризненно покачала головой:

— Ник должен больше тебе помогать. Нельзя так много хлопотать по дому на третьем триместре, — в ее голосе звучала какая-то угроза, но я не могла понять, в чем она заключается.

— Я… э… да. Я ему передам. До свидания, Нора.

— До свидания.

Я едва ли не бегом припустила через дорогу, так и не решившись высказать ей все, усомнившись в собственных суждениях, чувствах и рассудке. Усомнившись во всем.

Когда мы с тобой были вместе, все те несколько месяцев, мир казался ярким. Лето, птицы на деревьях, звоночки твоих сообщений, приходящих на секретный почтовый ящик. Возможность другой жизни.

Вот и обратная сторона всего этого. Похмелье после вечеринки, кризис после бума. Я дома, беременная и перепуганная, в ожидании прихода полиции, в ожидании удара со стороны Норы. Теперь, когда я потеряла тебя, мне казалось, что нет