— Должен сказать, — с гордостью произнес Гален, — иногда у вас бывают неплохие идеи.

Собственно, это принц придумал сию гастрономическую шалость, так как бюджет префекта мог бы покрыть лишь стоимость сырной корки.

— Надеюсь только, что это обошлось нам не слишком дорого, — добавил Гален, так как принц послал счет компании.

Принц с укоризной покачал головой.

— Ах, опять вы про деньги! Сегодня мне приснилось, что вы умерли, а прах потом развеяли с вертолета над вашим банком в Женеве.

Гален от души рассмеялся.

— А еще вы соорудили себе надгробие в святая святых банка!

Однако веселость Галена сменилось задумчивостью, словно он сообразил, что подобная идея не так уж и плоха! А принц продолжал подтрунивать над приятелем:

— Помнится, Вольтер давал совет людям, собравшимся в Женеву. Знаете, какой?

Гален не знал, так что принц любезно процитировал:

— Вольтер говорил: «Если вы в Женеве и видите, как банкир выпрыгивает из окна на четвертом этаже, прыгайте за ним. Три процента вам обеспечены!»

Цитата привела Галена в хорошее настроение.

— Старик Банко обычно повторял, что если приложить ухо к женевскому банку, можно услышать, как он урчит, словно персидский кот. Эти звуки якобы выражают благоразумный интерес к росту капитала!

Феликс укоризненно щелкнул языком, якобы недовольный всеми этими легкомысленными шуточками, разумеется, он лишь делал вид, будто они его смущают.

— Ну же, Феликс, — сказал принц. — Мы живем в мире Мутонов-Ротшильдов, и в нем почти нет места веселью. Что касается меня, то я умираю от желания запустить ложку в масляные ягодицы Венеры, сотворенной Тортони, однако, увы, придется ждать префекта, или это не обязательно?

Префекта конечно же надо было дождаться, как того требовали правила протокола и масштаб праздника. Однако было очевидно, что самим цыганам отведена малюсенькая роль в этих пышных торжествах. Хотя без них никакого торжества вообще бы не состоялось, они не теряли присутствия духа, мирясь с подобной несправедливостью. Поздравительная речь префекта была записана, размножена и передана прессе; однако в ней было нечто несообразное, так как он велел написать, что статуя уже найдена — будто ее достали из пещеры заранее, так сказать! Короче говоря, речь была написана и прозвучала благожелательно, даже сердечно — благодаря некоторым неформальным оборотам, которыми часто разбавляют официальные речи. Однако в шатре, где собрались главные участники действа, цыган было совсем мало. Зато снаружи они уже составляли безусловное большинство, а их собратья все прибывали и прибывали. Дым от костров и ламп, протяжные цыганские напевы придавали празднику романтический колорит. А безудержное веселье напоминало о других, более важных цыганских праздниках — например, в честь святых Марий в конце мая. Красочное разноцветье радовало взгляд, и Сатклифф совсем опьянел от всего этого, еще до того, как на него подействовало вино. Он спросил Сабину, не хочет ли она уединиться с ним, и в ответ она долго смотрела на него каким-то странным взглядом.

— Не знаю, кто из вас реальнее — Обри уже предложил мне то же самое.

— По-вашему, в наши времена нельзя иметь alter ego? — с раздражением отозвался Роб. — Я просто поддерживаю традицию. Во всех именитых домах, кстати, шут обычно подражал господину! К чему вся эта таинственность? Когда с близкого расстояния описываешь сугубо личный опыт, веселье совсем не мешает, оно нужно хотя бы для того чтобы выразить удовольствие. Поэтому я люблю тебя, ведь для тебя не тайна, что там, где задействован индивидуум, мы имеем лишь иллюзию последовательности, связности. У твоего «я», у меня, у моего «я» столько же постоянства, сколько у пара. Сабина, я превращаюсь в радугу! Я чувствую это. Медленно, но элегантно. Я полон любви и дурных предчувствий, потому что знаю, как пишутся стихи. Это когда грядут борьба, удушье, поединок с соперниками, конвульсии — перед тем, как ты решаешься сделать жизненно важный шаг в сторону неведомого! Я хочу исчезнуть из времени посредством совершенной амнезии оргазма. Время! Ты не замечала, насколько следующее мгновение похоже на предыдущее? Время — это постоянный поток, непрерывный процесс. Это мы исчезаем, состарившись!

— Пойдем в мою кибитку, — сказала она.

Это был приказ.

До еды пока дело не дошло, но все уже вовсю распивали шампанское, благодаря которому наслаждалась приподнятым настроением. Защелкали вспышки фотокамер, и все почувствовали, что приобщаются к вечности. Музыка вливалась в гудение голосов, в шум общей беседы, которая уже ничем не отличалась от бесед на любой вечеринке с коктейлями — словно опрокинулась чаша «коллективного бессознательного», — как бокал вина.

— Вы тогда ужасно напугали меня рассказами о змеях и спрятанных сокровищах, — сказал Гален. — Помните ваши египетские сказки? Я даже обзавелся тяжелой тростью с металлическим набалдашником. Я на всякий случай прихвачу ее с собой. Принц хмыкнул.

— Это будет весьма кстати! Если учесть, что нынешняя опасность — это мины, на которых можно подорваться!

Прибыли еще гости, среди них доктор Журден, угрюмый Катрфаж и даже (как ни удивительно) Макс, который еще сильнее стал походить на Бога-Отца: словно дух старости обрел дом, воплотившись в этом седом степенном красавце. Гален заплатил за то, чтобы он пришел, поскольку он был «спящим партнером».[162]

— Что случилось с Констанс? — спросил он и обрадовался, когда Феликс ответил:

— Самое лучшее — и самое худшее! Она влюбилась в Обри и исчезла. Но сегодня они обещали быть тут, поэтому не исключено, что мы скоро их увидим.

Старик склонил голову, предавшись размышлениям: «Любовь, не преодолевшая телесность, заканчивается утратой надежд и прощением. Надо спросить себя, неужели это все, что может дать жизнь? Однако у жизни свои предпочтения, и всему свой черед. Она совершенно права и ведет себя так, как должна себя вести. Следует изучать единственное искусство — как взаимодействовать с реальностью и неизбежностью!» Подумав так, он принялся ругать себя за столь лицемерную формулировку, в то же время понимая, что на него подействовали занятия йогой — нынешняя его приверженность озарениям и обогащению кислородом. Как бы то ни было, Максу до смерти хотелось повидаться с Констанс, и он надеялся, что не заснет, не переговорив с ней. С недавних пор у него (к сожалению) появилась неодолимая привычка засыпать после обеда — досадный симптом старости, перед которой он оказался бессилен!

Появление префекта, в соответствии с его рангом, должны были возвестить три пары литавр, однако на сегодняшнем культурном мероприятии он из скромности ограничился двумя парами. Собственно, не было другого способа призвать средиземноморских жителей к тишине. А заодно дать понять, что он собирается произнести очень серьезную официальную речь. Литавры сделали свое дело — народ угомонился!