Шрифт:
Интервал:
Закладка:
−Какие глаза! — он причмокнул и облизнулся. − А−а−а, так я тебя знаю! Это же ты — «рябинушка»? Ты − новая игрушка нашего командора, да? Любопытно! С чего это наш суровый Грир взял себе трофеем не новую лошадь или меч, а тебя? Да ещё и обещал ярлу одарить тебя приданым! — Хейвуд смачно откусил от яблока и, махнув огрызком, приказал: − Сними платок, я на тебя посмотрю.
И Олинн застыла, не зная, что делать дальше. Осадить его? Но мало ли… Ведь если его не послушать, если нагрубить или убежать, вдруг он вздумает приставить к ней охрану? А может и ударит. Кто знает, какой властью он наделён. А Игвар уехал из крепости. Но даже если бы он был здесь, бежать к нему и просить защиты для неё было унизительно.
−Ну, чего застыла? — спросил Хейвуд и шагнул ей навстречу. — Не глухая же. Видел, как ты венок швырнула. Видно, что горячая.
Олинн невольно попятилась, но, тем не менее, стянула платок с головы. Не стоит ему перечить, как−нибудь она отделается от этого дурачка.
Косы упали на плечи, и Хейвуд прищурился, замерев с огрызком в руке. А в её ладони огнём запульсировала звезда, будто предупреждая об опасности.
−А ты совсем недурна, − процедил Хейвуд сквозь зубы, протянул руку и двумя пальцами провёл по её волосам, ловко расплетая косу. — Даже очень недурна. И должно быть очень хороша в постели, раз приворожила аж самого каменного Грира? Может и мне перепадёт немного твоей горячей ласки, а красавица?
Он улыбнулся, обнажая мелкие, как у хорька, зубы, отшвырнул огрызок и дотронулся до локтя Олинн. А другой рукой коснулся её щеки и провёл ладонью, спускаясь на шею, а оттуда чуть ниже, желая видимо схватить за грудь.
И не столько это оскорбило Олинн, ведь что взять с дурачка, сколько напугало, потому что на груди под рубашкой у неё были спрятаны украденные бумаги. Мысль о том, что их могут найти и обвинить её в воровстве, мелькнула в голове вспышкой молнии. Один раз её уже обвиняли несправедливо и держали в кладовой, ну уж нет, теперь она не попадётся! Звезда на ладони кольнула, будто подталкивая, и прежде чем рука Хейвуда успела достигнуть своей цели, Олинн подалась ему навстречу и изо всех сил ударила коленом в пах, как когда−то учил её Торвальд. Старый вояка всегда говорил, что особо горячих это быстро остужает.
Она не успела подумать ни о последствиях, ни о чём другом, и в порыве злости не сдержалась и произнесла над согнувшимся от боли Хейвудом:
−Ничего тебе не перепадёт… милорд!
А затем бросилась к лестнице и едва не скатилась по ней кубарем. Бежала не чувствуя ног, и думая, что он сейчас её догонит и всё, пропала Олинн!
Ох, опять она вляпалась, лягушка глупая! Теперь ей точно нужно бежать из замка! И как можно скорее!
Она свернула к саду эрля и спряталась там, за большим серебряным дубом, затаившись в зарослях болотного плюща, чтобы выждать время. Если её ищут, то сейчас побегут на кухню. Может пошлют стражу. Кто знает, на что способен этот мелкий поганец!
Но видимо удар был сильным, а может Хейвуду было стыдно, но криков Олинн не услышала, и стражу никто не позвал. Она посидела некоторое время и уже собралась осторожно выбраться из укрытия, как заметила странные знаки, вырезанные на стволе старого дуба. Это были руны, но какие−то совершенно ей незнакомые. Олинн подошла, коснулась их пальцами и ощутила липкий сок — надрезы оказались совсем свежими. Подняла взгляд и чуть выше на стволе увидела ещё такие же руны, но те уже успели потемнеть и немного затянуться.
И она вспомнила, как в тот день, когда её заперли в кладовой, эрль нашёл руны на стволе дуба…
В тот день она виделась здесь с Игваром…
Может это сделал он? Но… зачем?! И, вообще, что они означают?
Но времени искать ответы у неё не было. Олинн снова намотала на голову платок, прислушалась к звукам в замке, и осторожно пробралась по лестнице вниз.
В этот раз ей повезло — на кухне оказались только бывшие рабыни ярла, которые вовсю обсуждали так неожиданно свалившуюся на них свободу. И пока до неё никому не было дела, Олинн прихватила хлеба и мяса, несколько пирожков с ягодой, сунула всё в котомку и быстро ушла. Спустилась к конюшням и кликнула младшего конюшего. Мальчишка был немного блаженным и сторонился людей, но с лошадьми отлично ладил, и Олинн знала, что он не станет смотреть на неё осуждающе. Она дала ему сладкий пирожок, попросила разыскать Торвальда и позвать его на конюшню. А в ожидании спряталась пока между стойлами, совсем как воровка.
Ей было так стыдно… стыдно, кажется, вообще за всё. За то, что боги обделили её умом и хитростью, и что теперь все смотрят на неё, как на врага. И что именно сострадание, которого ей щедро отсыпала Луноликая при рождении, превратило её теперь в изгнанницу и беглянку в собственном доме. Хотя и дом ли это? Отец её только что проклял, а мать…
Матери она совсем не помнила.
Когда-то Олинн пыталась выяснить, откуда же она родом. Отец об этом не распространялся, а Ульре говорила, что привезли её в Олруд с юга, из очередного похода. Сам ярл как−то сказал под хмелем, что где-то за Перешейком была деревня, в которой жили вьёли, и что там была одна женщина… Сказал, красивая. А слуги болтали, будто зачаровала она ярла так, что он и
