— Интересно, — сказал Гуров. — Ты мне, Костя, объясни: каким образом ты, старый волк, такую горячую бумагу через канцелярию пустил? Сейчас о ней только глухонемой не знает.

— А сам как думаешь? — зло ответил Осокин. — Может, я головой ударился? Контрольная встреча была, на ней генерал Тяжлов присутствовал. Я его убеждал, убеждал: господин генерал, не будем торопиться и через секретку проводить, обождем. А он ни в какую. Тяжлов генерал и начальник МУРа, а я кто?

— Не нравится мне Тяжлов, давно не нравится, — неожиданно сказал Гуров.

В кабинете стало тихо, будто гроб вынесли. Станислав ударил кулаком по столу.

— А мне ты, Лев Иванович, не нравишься! Тебе к врачу давно пора обратиться. Надо же придумать такое! В голову не идет.

— А в твою голову ничего не идет, только льется хорошо, — ответил Гуров. — Вот увидишь, что с этим гребаным банком случится. Сегодня рапорт подаю и от участия в операции захвата отказываюсь. Я на свои поминки всегда успею.

— Есть и хорошие новости, — пытаясь разрядить обстановку, произнес Осокин: — Я вчера вечером со своим источником вновь встречался. Он по тому сообщению в отказ пошел. Вроде он пьяный был, в туалете заснул, сидя на толчке. Я бумагу отписал, зарегистрировал, послал официальным ходом. Так что если первая попала в чужие руки, то и вторая там окажется.

— Всегда знал, что ты умница. — Гуров обнял Осокина за плечи. — Теперь давайте думать, как нам с Волохом и Витуном работать.

— Этот законник уже в камере бьется, врача требует, — сообщил Осокин.

— Дайте ему врача, пусть под капельницу положит, только наркотика ни грамма. — Гуров прошелся по кабинету, казалось, тесно человеку. — Ребята, считайте меня чистоплюем, так оно и есть. Но я с больным человеком работать не буду. Простите меня, можете заставить парашу в камере чистить, только не допрос наркомана во время ломки.

— Ладно, не рви на себе тельник, Лев Иванович, я с этим человеком сам поработаю. Но Волох за тобой, его рядовому оперу отдавать нельзя.

Гурову выделили в МУРе кабинет. Сыщик протер стол, не оставил на нем ни одного листа бумаги, как бы подчеркивая, что писать ничего не собирается, и приказал привести из камеры Волоха. Когда его привели, сыщик распорядился снять с него наручники, предложил сесть, попросил конвойного ждать за дверью.

— Ну? — Гуров сцепил пальцы в замок, оглядел подозреваемого. — Давайте знакомиться.

— Я же говорил, что не верю в совпадения. Облава на телеграфе была слеплена вовремя, не грубо, — сказал Волох. — Ничего бы у вас не вышло, пока я не переговорил с Витуном, — он скривился, отрицательно покачал головой.

— Мы не в ресторане, вам придется отвечать на мои вопросы, а не говорить что заблагорассудится, — сказал Гуров. — Вы желаете оставаться Иваном Ивановичем? В данном кабинете это не смешно. Я старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Гуров Лев Иванович.

— Да не буду я на твои вопросы отвечать. За какие дела замели? Нету у вас ничего и не будет, через трое суток выгоните, — нагло заявил Волох.

— Авторитет, а ведете себя, как мальчик. Чего мы докажем, выяснит время. Но, если вы себя полностью не назовете, имеем право держать до установления личности. Подозреваетесь вы в убийстве своего сотоварища. Если я вашу вину докажу, вас ждет длинный срок. А когда дружки узнают, что вы собирались вверенный вам "общак" за доллары продать, то могу предсказать: вам столько лет в зоне не прожить.

— Ах ты, сука ментовская! На гоп-стоп хочешь взять? Чего, кому я хотел продать, доказать требуется!

— Вы никак не осмыслите, где находитесь и с кем разговариваете. С вами вежливо, на "вы"... В ответ я бранные слова слышу. Доказать совершенное вами убийство непросто, но возможно. А можно его и не доказывать. А вот ваше намерение продать общаковые деньги доказывать необязательно. Зона не суд, адвокатов нет, одни прокуроры. Слух прошел, один человек подтвердил, второй... Считайте, приговор приведен в исполнение. Будем говорить? Ваши фамилия, имя, отчество?

— Так вы же знаете!

— Верно. Знаю. Мне важно, чтобы вы начали говорить правду, хотя бы в малом.

— Ну, Фокин я. Игорь Петрович Фокин. И что?

— Так вот, Игорь Петрович, предстоит вам решить простенький вопрос. Жить или умереть? — Гуров провел ладонями по совершенно чистому столу. — Если вы идете на сотрудничество с нами, я не занимаюсь убийством в Нескучном. Через двое суток вы возвращаетесь домой.

— Ссучиться предлагаешь? Да никогда в жизни! — Волох вскочил, швырнул стул.

Стоящий за дверью охранник встал на пороге.

— Не беспокойтесь, сержант. Я сам управлюсь с нервным гражданином. Сейчас у него приступ пройдет, будет себя вести хорошо. Фокин, поставьте стул и сядьте.

— Никогда! — повторил Волох, но стул поднял и сел.

— Я не сумасшедший и агента из вас делать не собираюсь, — спокойно продолжал Гуров. — Прикинем, что я имею и что хочу. Решать вам, жизнь-то ваша. В данный момент ваш приятель Витун, точнее, Виктор Шаров, лежит под капельницей. Он наркоман, у него началась ломка; как вы понимаете, умереть мы ему не дадим, наркотика он не получит, через день заговорит. Он был свидетелем убийства в Нескучном.

Гуров блефовал, но чутье подсказывало, что Волох во время убийства был не один. Рядом с телом обнаружили след ботинка тридцать седьмого размера, а у Шарова очень маленькая нога. Его не было поначалу в ресторане, вор явился позже. Эксперты уверены: след годится для проведения идентификации. Все это были предположения, но и беседа сыщика с авторитетом юридической силы не имела. Может, удастся доказать, что стрелял Волох, а может, и нет. За ним числилось столько "глухих" убийств, что еще одно не делало погоды. Один бандит убил другого, рядовой случай.

Гуров прекрасно понимал: с точки зрения прокуратуры он, сыщик, творит беззаконие. Но ему необходим путь наверх, к мозговому центру заговора, и первая серьезная ступенька — Волох. Его необходимо сломать.

Сыщик курил, молчал, словно и забыл о сидевшем напротив преступнике.

— Но вы можете ничего и не доказывать, — сказал Волох, не замечая, что начал отступление.

— Случается. Однако у меня довольно редко. Мы можем пройти в санчасть, где сейчас содержится Шаров. Вы взглянете на него, прикинете, сколько он продержится. Учтите, когда Шаров начнет давать показания официально следователю прокуратуры, моя власть закончится и никакого торга не состоится. — Гуров понял, что все угадал правильно, Волох никуда не денется. Вопрос в том, достаточно ли он знает?

— Все равно, я братву сдавать не стану, — заявил Волох.

Начиналось театрализованное представление, сыщику стало скучно — подобное он слышал сотни раз. Волох плевать хотел на подельников, он рисовался перед собой и ненавистным ментом, сидевшим напротив.