«Благодаря моему знанию фольклора мне удалось сделать уникальный материал по Даманскому. Все остальные газеты твердили: „маоисты“, „культурная революция“, „мужественные пограничники“, „отважные офицеры“, „святые границы“… А я написал — мужественные пограничники и эти плачи. Это было ошеломляюще. Это был мощнейший удар эмоциональный, вывел этот репортаж вперед лет на десять по стилистике, по методике. Такая парфеновщина была по существу».

Самое любопытное в этой знаменитой статье то, что над ней стоят две подписи — Н. Мар, А. Проханов; она написана в паре. По-видимому, он, молодой корреспондент, был прикомандирован к матерому журналюге. Мар — старая лиса, мастер высокопарного репортажа с учений и ехидного — с границы, где у американских граждан конфискуют «Плейбой», а те на вопрос, зачем вы везете эти журналы, отвечают: «Для личного пользования». Военный журналист Мар фигурирует в «Надписи» как автор «трескучих репортажей», в которых клишированных фраз больше, чем точных деталей. Там он антипод Коробейникова, который, в свою очередь, готов шаманствовать, кликушествовать и бредить, только бы передать подлинную атмосферу происходившего.

Трофей: китайские пулеметные патроны.

«Я был в этой огромной брезентовой палатке штабной, где на козлах стояли гробы, обтянутые кумачом, и в гробах лежали пограничники, их руки были связаны марлей, чтобы не распадались, и носы торчали. И там стояли ведра с водой ледяной и кружки, и в эту палатку вбегали матери, которых привозили на вертолетах со всей страны. Они вбегали и падали на своих детей и начинали орать, стенать, причитать как кликуши. И начинали: „А, Коленька, мой миленький сыночек, родненький, какой же ты стал большой, в гробик не влазишь… Все говорят: у нас мир, мир, а на самом деле война, и что они там с тобой сделали, коль ручки твои все исколоты, как же они тебя мучили, какой же ты холодненький, да как же ты, миленький, а у нас собачка Жучка родила, учительница Прасковья Петровна передает привет, а соседка Катя ждала не дождалась, а я хочу с тобой, ах, у меня нету больше сил…“ Грохнулась, и ей вливали ледяную воду солдаты, она била зубами по кружке. И опять. Сколько гробов — столько матерей. Я стоял рядом и записывал все это в блокноте».

Устный прохановский экспромт кажется убедительнее того, газетного. Трудно сказать, была ли это по тем временам «парфеновщина». Возможно, именно маровские куски портят впечатление от статьи, которая без них в самом деле могла бы показаться сногсшибательной. Эта сцена действительно очень выделялась в советской прессе; один мой знакомый даже уверяет, что помнит, как в детстве делал по этому репортажу политинформацию.

Трофей: китайская звезда.

Один «трещит», второй «рыдает в голос», а в более технических терминах в чем была разница между его подходом к репортажу и традиционным? «Мар — автор, прошедший журналистскую школу. Их учили стилю, методикам, подходам. Потом они работали в газетах, советских газетах, которые окончательно их превращали в орудия дубового агитпропа. Мертвая лексика, стандартный подход: советский народ, пограничники… и т. д. С одной стороны, это всех устраивало, но и, конечно, утомляло. А я никогда не учился журналистике, я до сих пор не знаю методик журналистских, потом я тогда культивировал новый язык, новые энергии, и я привнес в газетные материалы писательские стихии, писательскую культуру. Раньше этого не было. Даже Симонов в своих материалах должен был придерживаться стандартов советского военного агитпропа. Мне всегда, например, интересно было изображать военную технику. Вот пошли танки, вот там ударили пушки. Мне интересно было посмотреть, как движутся эти армады, как под ними колышется земля, как наматывается на гусеницы стерня, выступает болотная жижа. Эта особая зрелищность удивляла редакторов. Газета мне доверяла, потому что я привнес в скудный черно-белый репортерско-аналитический язык красные цвета, хохлому. А потом эту же хохлому, но уже легированную, я перенес в описание военной техносферы».

Если не иметь доступа к подшивке журналов «Сельская молодежь» и «Семья и школа», то не так просто понять, чем спецкор «ЛГ» занимался полгода после Даманского, потому что он вдруг довольно надолго пропадает из газеты. Мир не стоит на месте: 21 июля 1969 года — Нил Армстронг высаживается на Луне, но событие это не зафиксировано даже и в актуальной «Сельской молодежи».

В «ЛГ» Проханов обнаруживается уже только в конце лета, в номере 34 за 1969 год (20 августа). «Вот они, убитые маоисты, лежат на голой каменистой вершине. Душный сонный ветер дует оттуда, откуда они пришли» — так начинается очерк «После боя. Репортаж из Восточного пограничного округа». Вместо мертвых тел — шлаки войны. «Вот кинокамера уткнулась оптикой в камень. Вот клок мундира с обугленной пуговицей. Сумка, и на дне ее замусоленная книжица Мао, два зеленых помидора, сухая лепешка. Вот стоптанные кеды, обращенные носами к Китаю, — видно, в страхе маоист побежал назад, скинув обувь». (Странное, игнорирующее здравый смысл, предположение, наводящее на мысли о чрезмерном пристрастии к метонимиям.) И только затем возникает, наконец, официальное клише: «маоистская провокация в районе Жаланашколь».

Жаланашколь — казахская деревня, где произошел второй пограничный бой с китайцами. Это был реванш, теперь уже русские перебили там целую китайскую роту. Проханов участвовал в этом вплотную.

В «Надписи», где обнаруживаются панорамные, будто маслом писанные, батальные сцены событий на китайско-казахстанской границе, говорится о том, что журналист опубликовал «большие, зрелищно-яркие репортажи с границы, где была гекатомба с массовым убийством скота, отчаянная атака пограничников на латунной заре, трупы распоротых пулеметами китайцев с красно-лиловыми георгинами, надгробные рыдания матерей, вносившие в боевые репортажи дух „Слова о полку Игореве“, и оранжевый бульдозер с зеркальным ножом, танцующий на могиле железный танец краковяк».

Второй репортаж находим в «ЛГ» за 3 сентября 1969 года. Анонс на первой полосе: «Защитники Каменной сопки». По заданию редакции специальный корреспондент «ЛГ» А. Проханов побывал на советско-китайской границе на второй день после провокации у заставы Жаланашколь. Репортаж занимает почти всю вторую полосу целиком. Он состоит из фотографий («Захваченное вооружение», «Пуля и цитатник Мао», «Пограничники»), разговоров с участниками боя и их знакомыми — в частности, с девушкой Надеждой Метелкиной, вспоминающей погибшего бойца.

Корреспондент опять пользуется шерлокхолмсовской методологией, восстанавливая картину боя по деталям.

«Я лежу рано утром на сопке Каменной. Здесь еще живы следы недавнего боя. На склоне валяются пустые автоматные магазины, кольца от ручных гранат, обрывок письма. Вот пробитый китайский картуз, вот газета с иероглифами. А на самой вершине, где страшно исстреляна земля, рассыпана горсть мелких китайских монет».