Друг лорда Ашли Джон Толанд писал в предисловии к вышедшему тогда же изданию мемуаров Эдмунда Ладлоу: «Люди могли бы извлечь из кромвелевской тирании тот урок, что свобода и постоянная наемная армия несовместимы» [289] . Под давлением и тори, и новых вигов, заявлявших о том, что «хунта» предала принципы свободы, встав на сторону тиранического двора, влияние «вигов двора» в парламенте постепенно ослабевало, и в декабре 1698 г. парламент проголосовал за сокращение постоянной армии до 7 тысяч человек.

Еще одной «неудачей» «вигов двора» стал принятый в апреле 1700 г. Акт о возвращении (восстановлении), направленный против передачи конфискованных в 1691 г. ирландских земель в руки голландских фаворитов короля. Английское общество не только помнило, что в последние пятьдесят лет Англия и Нидерланды вели три войны (1652–1654,1665-1667,1672–1674) и между ними имело место жестокое торговое соперничество. Многие англичане испытывали самую настоящую антиголландскую ксенофобию, порой доходившую до обвинений Нидерландов в том, что после разгрома французов они сами хотели бы установить «универсальную монархию» и низвести Англию и другие государства до положения наций-рабов.

Наконец, свою роль сыграло парламентское расследование финансовой деятельности правительства и двора. Принятые в свое время решения о финансировании войны с Францией – не ограничиваться взиманием налогов, а найти дополнительные источники финансирования в виде высоких акцизов, государственных облигаций Банка Англии и голландских кредитов – вызвали подозрения. Разве не привели эти решения к повышению финансовой мощи двора, а возможно, и к злоупотреблениям? Разве не ограничили они свободу в принятии решений теми, кто стал держателем выгодных ценных бумаг? – ставила вопросы новая оппозиция.

Для этой оппозиции появление новой элиты, состоявшей из держателей облигаций и занимавшейся извлечением прибыли из сотрудничества с государством, означало усиление ее влияния на исполнительную власть. В отличие от землевладельцев, заявляли оппозиционеры, новый класс не мог быть независимым и, следовательно, выполнял все требования власти, что грозило нарушить баланс сил внутри страны. В памфлетах на эту тему говорилось, что большинство «вигов двора» были «никем» до 1688 г.: люди, возникшие из безвестности, «как грибы», недостойные типы, в одночасье превратившиеся в богачей, «негодяи, ставшие весьма состоятельными джентльменами», разъезжающими в богатых каретах и наживающимися на своей стране, а именно на системе государственного финансирования войны [290] .

Известный памфлетист Чарлз Давенант нарисовал в своих произведениях выскочку, парвеню и карьериста Тома Дабла (условно говоря – Тома Двуличного), олицетворявшего новую «прохунтовскую» элиту. Как и все его коллеги, Том Дабл возвысился за счет английских граждан: используя ситуацию после 1688 г., набил карманы при помощи манипуляций с национальным долгом и новыми налогами. В свое время, при Якове II, он был уволен за мошенничество, но все же пробился в высшее общество и теперь живет жизнью лорда. Том Двуличный одержим деньгами, его мысли заняты шлюхой, которую он содержит в загородном доме, и развратными вечеринками, устраиваемыми для привлечения на свою сторону аристократов [291] .

И Давенант, и Тренчард доказывали, что разложение королевского двора по традиции перешло от министров Карла II и Якова II к правительству «хунты», и предостерегали, что и во времена Карла морально распущенные министры, пользовавшиеся его благосклонностью, чуть не обрекли государство на папство и рабство [292] .

В апреле 1700 г. уставший от скандалов Вильгельм потребовал от Сомерса уйти в отставку с поста лорда-канцлера; в декабре назначил Годольфина первым лордом казначейства, а графа Рочестера лордом-наместником Ирландии. В том же месяце король распустил парламент и назначил новые выборы. Маятник качнулся в сторону тори, которые в апреле 1701 г. потребовали отставки Сомерса, Эдварда Рассела и Чарлза Монтегю. В сентябре 1701 г. стало ясно, что новая война с Францией неизбежна. Сандерленд, к которому король вновь обратился за советом, заявил о необходимости начать немедленные переговоры о возвращении в правительство Сомерса. В ноябре по требованию (!) Сомерса Вильгельм распустил парламент и назначил вторые за 1701 г. выборы.

Однако жить Вильгельму оставалось недолго, а с его смертью в 1702 г. закончилась и история «вигов двора», которые на протяжении всех 1690-х гг. проводили активную и прагматичную политику, оказывая влияние и даже давление на Вильгельма, фактически заставляя короля выполнять главные рекомендации «хунты».

* * *

Итак, суть происходивших во время «славной революции» и после нее событий заключалась вовсе не в противостоянии вигов и тори, не в борьбе партий. Главное заключалось в том, что Англия объявила войну Франции, а ставкой в этой войне была не только она сама и оккупировавшие ее Нидерланды, но и судьба европейской реформации. 1690-е гг. по праву называют реформацией Вильгельма. И поэтому, пытаясь понять политическую позицию Локка, необходимо учитывать именно этот общеевропейский контекст, а не разногласия бывших политических противников. Предваряя дальнейшее изложение, можно сказать, что Локк решительно поддерживал политику Вильгельма и в этом смысле был вильгельмитом. Однако он не был идеологом «славной революции» и 1690-х гг., на эту роль по праву должны претендовать другие люди. Главным идеологом «славной революции» была англиканская церковь, исчерпавшая свои возможности сдерживания католических монархов. Однако очень скоро события приняли оборот, которого церковь не предвидела.

В последний месяц своего правления Яков II, напуганный вторжением Вильгельма, отменил все не устраивавшие англиканскую церковь распоряжения и попытался вернуть ситуацию к status quo. Важным эпизодом «славной революции» стали беспорядки в Лондоне и декабря 1688 г., в день бегства Якова, когда толпы людей, явно имевшие четкий план действий, разгромили все католические храмы, даже принадлежавшие иностранным посольствам, а также дома католиков. Несколько дней спустя, 16 декабря, когда после первой неудачной попытки побега Яков вернулся в Лондон, его встречали ликующие граждане, освободившиеся от «папства» и «рабства».

Возможно, тогда до Якова наконец дошло, что речь все время шла не о нем лично как короле, а о его религиозной принадлежности. 17 декабря на встрече с епископами он обещал соблюдать законы, сохранять церковные привилегии, англиканскую монополию, передать принцу Оранскому контроль над церковными вопросами и право объявления войны и мира. Однако время для соглашения с церковью было упущено, она не приняла примирительных шагов короля.

С другой стороны, церковь неверно оценила мотивы и намерения Вильгельма. Неудавшееся и трусливое первое бегство короля показало, что существует иной, более радикальный путь для осуществления целей статхаудера, и он устроил второе, на этот раз успешное, бегство короля во Францию, оставившее английский трон вакантным. Оккупация не предполагала узурпации власти, однако Яков фактически сам подсказал Вильгельму план дальнейших действий. Учитывая, что главным мотивом Вильгельма была защита Голландской Республики и родной Фландрии, принять решение о захвате власти было психологически нетрудно.