– Неспроста. Подостов – моя вотчина, дел там у меня много...

– Знаю я твои дела... К этой едешь... – ее голос звенел от ревности.

– К кому я еду? – встрепенулся Тимофей.

– Не знаю, как ее зовут... Но есть у тебя там зазноба. К ней ты и едешь...

– Что ты плетешь, женщина?

– Это не я, это ты плетешь... Сеть плетешь, на свою погибель...

Будь на ее месте сейчас мужчина, Тимофей ударил бы его, не задумываясь. Он человек верующий, в церкви крещеный, но суеверия довлели над ним. Лада должна была пожелать ему славного пути, но она чуть ли не заклинала его. Негожее напутствие в дорогу. За такую оказию голову с плеч сносят...

– Тьфу на тебя!

Тимофей сплюнул в ее сторону, как будто прогонял черта от себя. Пугнув ее резким движением руки, выскочил из светлицы.

Да, он действительно ехал в Подостов к своей зазнобе. Была там у него своя Елена Прекрасная. При дворе посадника Ерофея жила, на особом положении, которое создал ей Тимофей. Но на этот раз он не на побывку к ней ехал, а чтобы забрать к себе в Заболонь. На готовое забрать.

А Подостов он захватил в войне с Антипом. Разбил его рать под стенами Заболони, погнал ее до родных вотчин, там и разделал боярина под орех. Все земли его к себе присоединил, на Подостов человека своего посадил. Там же и красавицу Елену пленил силой своей молодецкой. Домой в Заболонь везти ее не стал, но в Подостов с тех пор наведывался часто. Неудивительно, что Лада в конце концов прознала про его зазнобу...

Со зла ему Лада гадостей наговорила. Не должен был Тимофей всерьез принимать ее слова, но все же перед отъездом он отправился в храм, попросил батюшку окропить его святой водой и благословить в путь...

До Подостова путь не близкий, верст сто по прямой. Но Тимофей так рвался к своей зазнобе, что и не заметил, как пролетело время, проведенное в дороге. К исходу дня показался окруженный лесами и полями холм, на вершине которого стоял закрытый острогом город. Крепостные башни, купола церквей и боярских теремов...

Посадник Ерофей вывел к дороге весь город. Он поднес ему хлеб-соль, священник – крест для целования, в ознаменование благополучного исхода в пути.

Тимофей взял с собой два десятка отборных дружинников, но даже это не обещало ему спокойствия в пути. Не все спокойно было в подостовских землях, в лесах полным-полно было лихих людей, не согласных с боярской и вообще чьей-либо волей. Они могли объединиться, устроить засаду, напасть на Тимофея, и неизвестно, чем это могло бы для него закончиться. Но Бог миловал, и он в полном здравии добрался до Подостова.

Дружину он отправил на постой, а сам вместе с посадником отправился в его светлицу.

– Рассказывай, как поживаешь, – опускаясь на скамью с высокой спинкой, сказал он.

Приятно было посидеть с дороги на чем-нибудь неподвижном, да еще вытянув ноги. Еще бы доспехи снять, но сейчас ему идти к Елене, а ей нравилось любоваться им во всей его боевой красе.

– Все хорошо, – уныло сказал Ерофей.

– А чего нос тогда повесил?

– Зимовец, поганец, одолевает...

– Зимовец?

– Да, бывший окольничий Антипа... Не нравятся ему наши порядки...

– Многим они не нравятся, что ж теперь?

– Ему особливо не нравятся... Людей подговаривает, смуту готовит...

– И зачем ты мне это говоришь? – грозно глянул Тимофей на своего посадника. – У тебя дружина, у тебя власть. На кол смутьяна, и вся недолга...

– Поздно хватились, – виновато развел руками Ерофей. – Зимовец в леса ушел. Всех своих людей забрал и ушел...

– И много людей?

– Да с дюжину... На дорогах теперь озоруют...

– Почему не известил меня о том?

– Думал, сам управлюсь... Не вышло. Хитер Зимовец: по лесам кружит, не ухватишь. Бывалые воины с ним...

– Дружину мою в подмогу возьмешь.

– Да, хотелось бы...

– Ладно, после об этом поговорим. Отдохнул я, к Елене пойду. Ждет она меня?

– Э-э, – замялся Ерофей.

– Что такое? – пристально глянул на него Тимофей.

– Захворала она...

– Что с ней?

– Застудилась ненароком. Но уже на поправку, говорят, идет...

– Говорят?

– У матери она, дома. Мать ее знатная травница...

– Мог бы мать сюда вызвать...

– Елена очень просила. Дома, говорит, и стены лечат...

– А живет она окрест Подостова.

– Да, в Крутояре. Тут рукой подать... Ты только скажи, князь, мы ее быстро в хоромы доставим...

– Мне сказать? А сам не догадался?

– Ну, мало ли что люди говорят. Может, Елена твоя сильно хворая, может, нельзя ей в путь-дорогу. Не приведи Господь, что случится...

– Боишься... Да и я не из лыка соткан... Сам к ней поеду...

Тимофей не стал поднимать всю дружину. Взял только старших гридней – Бронислава, Радомира, Устимьяна и Данилу. Они все знают про Елену, они поймут и не осудят. Да и место в доме для четырех дружинников всегда найдется...

Уже темнело, когда небольшой отряд подошел к Крутояру. Это было небольшое поселение на высоком обрывистом берегу реки. Внизу вода плещет, рядом лес шумит, зато в самом селении тишина – только и услышал Тимофей, как петух где-то прокричал – как будто сигнал тревоги подал.

Четыре бревенчатые лачуги, несколько землянок с узкими прорезями-окошками под камышовыми крышами. Людей нигде не видать.

Первым догадался Бронислав.

– В лес ушли, – сказал он, осаживая вздыбившегося вдруг коня.

Тихо вокруг, безветренно, а лошадь как будто волка почуяла.

– Нас увидели, потому и ушли, – добавил Данила.

– Неспокойно в этих местах. Лихого люда много, – кивнул Радомир.

– Но мы же не похожи на разбойников, – пожал плечами Устимьян.

– Зимовец где-то бродит, – сказал Тимофей. – На конях они, в латах... Смуту на округу наводят. Боятся их люди...

Дружинники обследовали лачуги, и в одной нашли пожилую женщину – растрепанную, увешанную пучками высушенной травы. Тимофей назвался, сказал, кого ищет.

– Князь Орлик! – всплеснула руками женщина. – Как же ты всех наших напугал! Думали, что лиходеи...

– Акулину я ищу. Бабку Акулину...

– Ну какая ж я тебе бабка, князь? – обиженно и в то же время игриво повела бровью женщина.

Оказалось, что это и была мать Елены. Впрочем, Тимофей и сам об этом уже догадывался. Женщина была обвешана пучками трав, сам дом – травная кладезь, в котле едко-пахучий отвар булькает... Травница она, знахарка.