Тихий, сдавленный смех пронёсся по ложбине.

— Я пойду один. — Ладар был непреклонен.

— Да ты пойми! — Ночь не резиновая! Мы слишком близко к крепости, патрули так и шныряют. Единственная возможность — сделать укрытие до утра в «пустой зоне». Там, где полно ловушек, искать не будут.

— Я единственный, кто способен учуять ловушку просто потому, что она есть, без всякой магии. Я не собираюсь исследовать местность, только найду подходящую ложбину и разведаю к ней безопасные подходы. Затем вернусь к вам.

Ируг задумчиво покачал головой.

— Вдвоём было бы вернее.

— Вы — маг. Там наверняка есть ловушки, рассчитанные на мага. На то, что он будет пытаться пробраться к крепости. Я пойду один.

— Ты становишься похож на чародея. — В голосе отставного маршала не было укора, он был сух и беспристрастен, но Ладар вздрогнул.

— Это чем же?

— Ты полагаешься только на себя. — Это хорошее качество, однако оно отдаляет тебя от людей. Тебе ведь нравится, когда обязаны тебе, но сам ты не любишь быть кому-то должным?

— Ну пожалуй…

— В тебе нет доверия к людям. Надеюсь, это не приведёт тебя туда же, куда приводит нашу «элиту» — к грызне и паранойе.

— Поговорим об этом утречком, когда будем сидеть в уютном, надёжном схороне. И приготовьте пока побольше веток и дёрна — проще принести всё готовое, чем рыскать по местности в поисках, собирая ловушки.

Парень неслышной тенью скользнул в ночь. Ируг прислушался: не хрустнул ни один сучок, не зашелестела листва под ногами. Обычно довольно неуклюжий, временами он становился совсем другим — словно под ноги ему ложились иные, невидимые обычным людям, даже магам, тропы. И всегда при этом смерть была где-то рядом.

— С чем же ты играешь, малыш? Для тебя бег по краю — наркотик, ты стремишься к нему, словно умирающий от жажды — к воде. И даже не замечаешь этого. Не знаю, куда заведут тебя твои дороги, но сегодня и сейчас — удачи.

Ночные объятия смерти завораживали. Они были рядом, и их было множество: Некоторые свисали с деревьев, стремясь оплести неосторожного своими щупальцами, иные раскидывались под ногами, некоторые расцветали, подобно огромным тропическим цветам, о которых рассказывал ему в детстве отец. И все стремились погубить, вытолкнуть дерзкого из этого плана бытия туда, где властвует Она. Пару раз Ладар стоял подле очередной ловушки, подрагивающей от близости жертвы, борясь с желанием коснуться, увидеть ту, что так далеко и всегда рядом. Но благоразумие побеждало, и он отправлялся дальше.

Большинство ловушек даже не имели сигнальных нитей. А зачем? Сработай она — и поднимется такой переполох, который увидят все маги округи — столько энергии было в них вкачано. Их можно изолировать, оперируя пустотой, уменьшить, ограничив периметр влияния. Остальные приходилось обходить, петляя подальше от многоуровневых, сложнейших капканов, заполненных маной под завязку.

Ложбинку, подходящую для укрытия, он увидел случайно. Её скрывали огромные высохшие корни двух деревьев, с третьей стороны нависал земляной склон — брось поверх несколько веток, положи влажный дёрн — и можно быть уверенным, что отряд не обнаружат, даже если пройдут в двух шагах.

Ладар остановился, изучая находку. Место было идеальное, но те, кто минировал местность, тоже дураками не были: в самом центре ложбины раскинулась сложная, двухуровневая ловушка, да ещё со следами третьего слоя, уходящего куда-то в земляную стену…

Главное — сигнальных нитей не было, и можно рискнуть. Начнём с простого — где тут защитный контур? Тонкие, небрежно наброшенные линии — тот, кто ставил капкан, явно рассчитывал на мощь стихии, готовой выплеснуться на противника как на лучшую защиту. Но кое-что всё же поставил, завязав как дополнительную активацию.

Где у нас узел? Ладар вытянул руку, и на ней затрепетал клубок чёрного пламени — его собственный маленький феербол. Прицелился — и остановился в нерешительности. Одно дело увидеть в кристалл нужную точку, скомандовать, и умный артефакт доставит огненный шар в выбранное место. И другое — кинуть самому. Впрочем, почему кинуть? Он убрал руку — шар завис в воздухе и, поколебавшись, отправился в сторону вороха энергетических линий. Это было тяжело. Недоставало практики. Феербол всё время рыскал, притягиваемый силовыми полями ловушки, и пару раз чуть их не коснулся. Когда тот наконец исчез — вместе с основным каркасом защиты, — сипал был уже весь в поту.

Он откинулся на ближайший ствол дерева, прикрыл глаза, собираясь отдохнуть несколько мгновений, и почувствовал, как чьи-то тонкие пальцы легли на его виски, прошлись несколько раз по височным долям и исчезли, унося усталость.

— Илис! Ты здесь? Я что, задел что-то?

Тихий, мелодичный, чуть дразнящий смех.

— Нет. Но всё вокруг — храм смерти. Притаившаяся вокруг магия, установленные ловушки, сети, заряды — они все взывают ко мне, всё готово убить и умереть самому — всегда, в любой момент. Не правы те, кто думает, что храм смерти — это кладбища. Там ей вообще не место, как не место метателю возле выжженного им пятна.

— Значит… мы, приговоренные к встрече с тобой — твои жертвы?

— А почему не жрецы? Чем тебя не устраивает такая роль? Сеять вокруг себя разрушения, возрождая первозданный хаос, отправляя всё живое на встречу со мной — это ли не завидная участь? Такой труд был бы высоко оценён.

— Ага! Предлагаешь стать личем, мёртвой машиной смерти, безмозглой куклой, одержимой жаждой убийства?

— Ну почему безмозглой? Человеческое сознание слишком хрупко, оно не в силах выдержать груз такого перерождения, если он сваливается на его плечи неожиданно. Но если ты начнёшь готовиться к подобной участи заранее, тренируя тело и разум, выжигая в себе человеческую сущность ещё при жизни — ты способен сохранить личность.

— Илис… А что такое — смерть?

— Окончание жизни. Распад личности, её взвешивание и оценка. Возможно, создание новой, но это будет совсем иное существо и очень редко — вновь человек. Ради того, чтобы остаться в прежнем теле и с прежним сознанием, многие готовы пожертвовать практически всем. Ну а то, что я предлагаю — это очень редкий и ценный дар. Ты согласен? Прежде чем ответить, подумай и учти: такие предложения делаются один раз. Другого шанса не будет. Не только сохранить разум и память, но ещё остаться рядом со мной.

— Извини, Илис. Ты мне очень дорога, но я не могу. Я не остановлюсь на пороге, я шагну дальше.

Пальцы на его висках чуть дрогнули.

— Откуда ты знаешь?

Ладар задумался. Что он ляпнул такого, что сошло за откровение? Шагнуть… порог…

— Илис, так смерть — это…

Тонкие пальцы легли ему на губы, которые тут же онемели. Завтра наверняка опять почернеют, но всё равно это было приятно. Тонкие, холодящие тело ладони, смертельно опасные — но поддающиеся под губами.