Я вылезла из машины, подалась к забору и задала этот вопрос молодой тетке, которая провожала катафалк исключительно взглядом. Судя по выражению теткиного лица, ей очень хотелось присоединиться к массовому мероприятию, но мешали родительские обязанности: у нее на руках в такт глухому бумканью большого оркестрового барабана весело подпрыгивал жизнерадостный ребенок лет двух.

– Хоронят-то кого? – повторила молодайка, провожая завистливым взглядом стайку принаряженных девчонок, по дурости и из неуместного кокетства явившихся на похороны при полном параде, в боевом макияже североамериканских индейцев и даже в мини-юбках. – А Пашку Маврина, кого ж еще!

Из того, что моя собеседница не назвала усопшего по имени-отчеству, я заключила, что Павел Маврин был еще молод.

– Семнадцати годков! – подтвердила мою догадку мамаша.

– Всего семнадцать лет! – сокрушенно воскликнула я.

– Всего? Это как посмотреть! – пожала налитыми плечами тетка. – Сколько он кровушки у мамани своей за эти годы выпил! Прости, господи, что так говорю о покойнике, а только ни ближним, ни дальним от Пашки добра не было, одни слезы! Хулиган он был известный, лоботряс и ворюга, да через вороватость свою и помер – разбился насмерть в краденой машине да еще и сгорел, потому и хоронят его в закрытом гробу, чтоб людей не пугать.

Я насторожила ушки. Складывать два и два я умею, в школе отличницей была, так что вывод из полученной информации сделала правильный:

– Уж не тот ли это угонщик, который увел машину постояльца соседнего отеля из-под носа охранников, прямо со стоянки?

– Знаете эту историю, да? – Мамаша хмыкнула. – Ну, немудрено. Хотя гостиничное начальство тут землю копытом рыло, чтобы порочащие слухи пресечь, а разве людям рты закроешь?

Тут в поле зрения моей собеседницы попала группа хмурых парней самого недоброго вида. Пригнув забритые лбы, сутуло, вразвалочку мимо нас прошли пацаны, похожие на подрощенных волчат. Они щерили зубы и злобно сверкали глазами. В карманах спортивных штанов бугрились сжатые кулаки.

– У, бандюки мелкие! – шепотом ругнулась моя собеседница. – Вот кто милиции слова правдивого не сказал! Горой стоят за дружка своего покойного, прям ангелом его выставляют!

– Это кто, друзья Маврина? – спросила я, приглядываясь к парням.

– Ну да! Друзья-подельники! Такая же разбойная шелупень! – подтвердила тетка.

– Отлично! – невпопад сказала я, после чего заперла машину и поспешила вдогонку за траурным кортежем.

Приятели Павла Маврина болтались в кильватере процессии. Я без труда их нагнала и, бестрепетно выдержав косые взгляды, сказала:

– Молодые люди, есть срочный разговор!

– Ты, тетя, не видишь разве – мы сильно заняты! – угрюмо буркнул один из парней.

– Вали отсюда, ментовская сучка! – сплюнул мне под ноги другой.

Это было обидно, но я стерпела.

– Я не из милиции, а из страховой компании, – заявила я. – Выясняю обстоятельства страхового случая.

– Все равно вали!

– Значит, вам безразлично, получит владелец угнанной Мавриным «Нексии» страховое возмещение за свою машину или не получит? – Я задала вопрос откровенно провокационного характера.

Парни переглянулись и сбились с шага, а самый рослый и хамовитый – тот, который обозвал меня собакой женского пола, – вообще остановился и недоверчиво переспросил:

– Не понял… Пашке нашему, значит, гроб с музыкой, а с того хлыща все как с гуся вода да еще и деньги ему заплатят?!

– Хоть и не хочется, а придется заплатить, – с нарочитым сожалением сказала я. – Если, конечно, не выяснятся какие-нибудь особые обстоятельства. Знаете, ведь бывает, что недобросовестные страхователи нарочно ЧП организуют, чтобы выплату получить.

– Самый тот случай! – заявил рослый хам, вытягивая из кармана куртки трикотажную шапочку, очень похожую на вязаный детский чепчик, только без завязочек.

Он низко, по самые брови, натянул ее на голову (отнюдь не сделавшись при этом симпатичным, как младенец) и этим символическим жестом продемонстрировал свою готовность немедленно отколоться от похоронной процессии.

– Пошли! – через плечо бросил он мне и добавил, адресуясь к дружкам: – Косой, Зюзя, Мартын, вы топайте по этапу.

– Лось, а я? – спросил белобрысый шпеньдик, хлопая реденькими белесыми ресничками.

– А ты, Белоснежка, со мной, поболтаем с тетей.

Зваться тетей мне нравилось не многим больше, чем собачьей девочкой, однако я вновь проглотила обиду. Интуиция подсказывала, что парней лучше не злить, от мирной беседы проку будет больше.

Лось и Белоснежка привели меня на полуразгромленную детскую площадку, все оборудование которой составляли одна скрипучая качелька, перекошенный турник и накренившаяся, в лохмах старой краски и шматках свежей грязи шведская стенка, при виде которой нормальный швед возжелал бы немедленно сменить гражданство. Мои новые знакомые присели на громадное колесо, нижняя часть которого вросла в землю, а верхняя была с неизвестной целью побелена известью. Опасаясь испачкаться, я достала из кармана чистый носовой платок, застелила им предложенное мне сидячее место и получила еще одно неласковое прозвище:

– Цаца!

Это сказал Белоснежка, Лось же сплюнул и вздохнул. Чувствовалось, что мои манеры ребятам сильно не нравятся и они делают над собой усилие, чтобы не послать меня в какое-нибудь другое место, еще более неуютное, чем эта детская площадка.

– Ладно, ближе к теме, – проворчал Лось. – Денег хлыщу не давайте. Зуб даю, с разбитой «Нексией» дело нечистое.

– А факты? – коротко спросила я.

– Факт то, что Пашка машины не угонял, – заявил Лось. – Никогда! Уж я-то знаю, кто у нас чем занимается.

– Он знает, – подобострастно взглянув на дружка снизу вверх, подтвердил Белоснежка.

Я сочла нужным возразить:

– То, что Павел Маврин прежде не занимался угоном автотранспорта, ничего не значит. Возможно, «Нексия» была его первым опытом. – Я помолчала и тихо добавила: – Неудачным…

– Да ни хрена! – Лось выругался и ударил кулаком по покрышке, на которой мы сидели, с такой силой, что я лично ощутила это как маленькое землетрясение, а щуплый Белоснежка аж подпрыгнул. – У нас, тетя, чтоб ты знала, четкая организация, каждый занимается своим делом. Я вот, например, если надо, морды бью…

– Он бьет, – плаксиво подтвердил Белоснежка, отчего-то потерев острую скулу.

Можно было подумать, что Лось бьет морды и если надо, и если не надо, причем далеко за объектами не ходит.

– А Белоснежка вот у нас каменщик, – не обратив внимания на реплику дружка, продолжил Лось.

Я с сомнением посмотрела на белобрысого задохлика. Какой из него каменщик? Одинарный силикатный кирпич весит около пяти кило, ему такие тяжести вовсе не по плечу! Этот доходяга и хлебный-то кирпич едва поднимет!